Подросток хотел крикнуть Дэвиду, что у них нет ничего общего с таким больным ублюдком. Но слова застряли в горле, потому что он, к сожалению, не мог игнорировать Кристин. В прошлый раз он отвернулся, когда Кристин расправлялась с обожаемым и ненавидимым Хагеном; пока убивала шерифа Остлера. Тогда он сидел на капоте «Понтиака», поставив ботинки на хромированный бампер, и смотрел в снег. Тогда он не видел, как это выглядит.
Теперь видел.
Он думал даже о том, чтобы пустить пулю в пухлую тушу Коула, который хорошо знал о том, что происходит с похищенными девушками. Но не стал. И из-за Кристин, и из-за того, что он уже разрешил здоровяку уходить. Каким бы тот ни был, Норберт не смог заставить себя поступить так, как пообещал не поступать. Правильное и неправильное. Ригоризм на грани шизофрении.
Норберт смотрел то на колонну, то на Линн.
«Что будет с ней через десять лет?» — совершенно неуместно задумался он. — «А через двадцать?»
Кристин Линн не старела, не изменялась, не умирала. Она вряд ли перестанет быть собой, но то, что делало девушку другой-Кристин — оно уйдёт? Ведь не ушло то, что сделало Дэвида другим-Дэвидом. Вряд ли он родился таким. Наверное, он начал с кошек или птиц на семейной ферме. Может быть, с тараканов или кухонной мыши. Кристин начала с людей. С места в карьер. Фора на старте.
— Выфхди, — неразборчиво сказал Норберт, прилагая всё больше сил, чтобы стоять ровно. В ушах шумело.