Её всегда восхищали пчёлы. Эти маленькие, невзрачные насекомые, обладающие коллосальной трудолюбивостью — в пору цветения медоносов и активного сбора пыльцы они способны работать на износ, не жалея себя. Ради общего дела, на благо остальных. Многие погибают от истощения.
Нет, Эксперимент не требовал подобных жертв в виде чьей-то жизни и был абсолютно безопасным для участников при условии, что все стадии пройдут по запланированному сценарию. Но сейчас Аделаида ощущала себя той самой пчелой. Не выше и не ниже других, но такой же, как другие, равной им. Титулы, звания, личные заслуги, индивидуальные симпатии и антипатии — в данный момент, который она смело могла назвать сакральным, всё это было неважно, незначимо, отнесено на периферию и вытеснено из сознания.
Сознание в такие минуты должно походить на чистый лист, tabula rasa, Ада знала это не понаслышке и путём долгой, упорной практики училась достигать такого состояния. Всё, что имело теперь значение, — это музыка. Неслышная уху обычного человека, но отчётливо различаемая органами чувств магов-прорицателей, подобных ей. Еле-еле уловимые вибрации, которыми полнилось окружающее пространство, мириады тончайших тонов создавали неповторимую, ни с чем не сравнимую, особенную мелодию — и Вселенная отвечала этой песне коллективного духа, резонируя в ответ, звуча в унисон...
Совершенная гармония, разлитая в воздухе. Чем-то мимолётно похожая на звенящую тишину, которая опускается на землю в предрассветные часы и от которое щемит сердце так сладко-сладко, так счастливо...
Каждый маг «звучит» по-своему, в манере, свойственной лишь ему одному. У энергетики тоже есть индивидуальный стиль, характер, вкус, цвет, геометрическая форма, родственность с определённой стихией, ассоциирование с самоцветом, растением, днём недели и временем года... Энергетика обладает «самостью», так же, как есть яркая индивидуальность у её носителя. У неё много составляющих — десятки, сотни — и их причудливое переплетение в одном человеке на выходе даёт неповторимость в абсолюте.
Каждый маг не похож на другого, точно так же, как не бывает в природе двух снежинок-близнецов. Кто-то обжигает пурпуром, иной — пронизывает острыми иссиня-чёрными стрелами, третий ласково согревает, гладит, «обволакивает» золотом, словно укутывает в дорогие шелка тончайшей выделки... А такие, как Ашиль, заливаются в тело целительным изумрудно-лазоревым. В моменты предельной концентрации они нужны как воздух, каким ты дышишь, как вода, что ты пьёшь, как леса и поля, что дают силу, и как свет, несущий надежду всему живому.*
Кто-то легонько дотрагивается чуть прохладными пальцами до запястья, отводит волосы с лица, чтобы потрогать лоб. Ада не замечает и не видит. Пронизанная насквозь, «распятая» на сотнях энергетических нитей этой чудной паутины сложнейшего рисунка, сейчас она беспредельно счастлива. Никогда прежде она не испытывала такой эйфории!