Косая тень расползлась по полу таверны. На пороге, окутываемый лучами заката, стоял барахольного вида монах. В грязной дырявой робе, с мешком вонючих пожитков за плечом. Лица под капюшоном словно не было, одна только спутанная борода. Подмышкой он нёс настолько же жалкую курицу с мрачным бездомным взглядом…
При любых других обстоятельствах, оборванца бы тотчас же выпроводили в море, надавав попутных тумаков. Его облик казался удручающим даже для хадхеймского захолустья! Но, так уж сложилось, что именно в этот вечер всем было просто начхать. Проблем ведь и без того хватало.
Бродяга доковылял к ближайшему столику, за которым, к слову, уже сидели уважаемые люди, достал из мешка дурно пахнущий свёрток и шмякнул его об пол, да так, чтобы все видели.
— В могилах было вот это! — триумфально пробурчал Харнден, скинув наконец нелепый пропахший дымом капюшон. Дварф указал на разлагающуюся тушку зайца, почему-то завернутую в азрионов плащ… Прочувствовав на своём лице недобрый взгляд паладина, старик поспешил объясниться:
— Да ладно, Азрион, не серчай! Не фасон, конечно… но это ж ради дела! Ты только глянь, сколько всего влезло, — старик развернул пропитанную кровью ткань и продемонстрировал спутникам слова эпитафии, переписанной со стен гробницы, — Это же искусство, братцы!
— Слышь, Лорин, чего-то мне не нравится, как твой филин на мою курочку поглядывает. Ты его кормишь вообще?