Остаток пути Фелисити провела в молчании, предоставив куратора её мыслям. Было заметно, что даже такая болтушка как Фокс могла рано или поздно утомиться. Разве что, лиса успела обернуть талию водителя своим хвостом - хватит ему виться на ветру, словно огненная лента. Журналистка поглощала глазами все новое, дивясь новым сюрпризам и впечатлениям, которые таил в себе современный Криус.
- Это же Алгома! - вдруг воскликнула Фелисити с нотками узнавания в голосе, - Даже через столько лет она все та же... Ууух! - лисичка издала веселый вскрик, когда Мэй вдруг бросила байк в пике, поведя его над речной гладью, орошая пассажирку брызгами воды, - Проказница! Решила вымочить мне мех? А сушить его потом ты будешь?
Сделав куратору игривое замечание, Фелисити слегка подтолкнула ту грудью в спину, добавляя вес своему негодованию. Такое количество меха, между прочим, действительно тяжело сушить.
А тем временем, Мэй успела вывести своего верного стального коня на улицы Старого Криуса, города-музея. На секунду, Фокс практически почувствовала себя дома, но... Осознание фальши наступило не сразу. Чем дальше парочка углублялась в лабиринт города, который прожжённая журналистка когда-то знала как свои пять пальцев, Мэй могла почувствовать, как нервно задергался белоснежный кончик хвоста её подруги, еще секунду назад мирно и уютно свернувшийся на коленях водителя и гревший ей животик, как сама Фелисити поежилась и опустила голову, предпочтя вернуться к изучению приборов Стервятника. Фокс потеряла интерес к Старому Криусу. Она словно попала в декорации на съемочной площадке фильма. Она не слышала города, не чувствовала его. Криус никогда не был таким чистым, никогда его переулки не были пусты, служа обителью бездомных и мелких хулиганов. Фелисити не слышала полицейских сирен, не видела анти-военных протестующих, не видела безумный дорожный трафик со снующими в каждую щель желтыми такси. Даже небо было чистым. От вечного смога, от новостных и полицейских вертолетов, от дешевой рекламы, вывешенной на стены домов. Фелисити словно увидела анимированную восковую фигуру, которую люди этого времени называли Старый Криус. Сходство было на месте, но вот душа того города, который она когда-то знала, не сохранилась.
Последним ударом стало заведение-забегаловка, которую она когда-то регулярно посещала. Она знала её хозяина, того самого, в честь кого была названа закусочная. Столько воспоминаний жили в её сердце и были связаны с этим местом. За спиной Мэй послышался тихий всхлип, но если сержант вдруг решила бы проверить, действительно ли это была Фелисити, то скорее всего пришла бы к выводу, что ей просто показалось. Фокс собрала все свои силы в кулак, чтобы не показать этой моментной слабости. Она не станет расстраивать Мэй.
- Неожиданный выбор, - приправив голос нотками одобрения, проговорила Фелисити, - Решила попробовать лучшие в городе бургеры? А ты знаешь, что именно здесь я впервые встала за плиту?
Наверное, ей просто показалось?
У Мэй в целом отсутствовала точная уверенность в том, какое впечатление произведёт посещение этого на места на журналистку. С другой стороны, в этой экскурсии таился интерес, никогда бы не всплывший в иных условиях - проверить, насколько этот музей соответствовал действительности. Правда, точность данных испортила сама Фелисити, скрывая реальность за ширмой собственной бравады. В итоге, Мэй попала в ловушку неопределённости.
- Я помню, что ты говорила об этом заведении, и решила подвезти тебя к нему, - с твердолобой честностью сказала пилот, а потом мило добавила, - и за бургерами тоже. Именно здесь? Хм, теперь знаю.
Гравибайк грациозно опустился на обочину дороги. Даже бродячих собак не было видно в округе, не то что бомжей. по табличке на двери заведение было открыто, но вряд ли за стойкой стоял оригинальный владелец.
Удовлетворившись тем, что Мэй не смогла заметить едва не выплеснувшееся из Фелисити чувство тоски по дому, профессиональная журналистка окончательно взяла себя в руки и сошла с байка. Деловито уперев руки в бока, она критически заметила:
- Шрифт на вывеске не тот. Ну что же, посмотрим, так ли они хороши как тогда. А то мне и тут придется готовить, чтобы ты почувствовала... хм... вкус старины, - сказав это, лисица, имевшая в виду бургеры, вошла в заведение.
И первым делом Фокс обратила внимание на южную стену, между стойкой бара и входом. Эта стена была несущей, и первый хозяин заведения использовал ее как "трофейную". Когда-то на ней демонстрировались посетителям различные мелкие кулинарные и соревновательные призы, а также фотографии. Фотографии с праздников и торжеств, фото посетителей, собравшихся вместе, фото персонала и... среди них должно было быть и изображение самой Фелисити. Их было несколько, и журналистка из прошлого помнила каждое как сейчас: первое - с ее двенадцатого дня рождения, когда папа привел её сюда в первый раз, второе - когда она только-только пошла в колледж и впервые встала за плиту, чтобы подменить попавшего в передрягу хозяина, и последнее - один из вечеров, в которые она заскочила в эту забегаловку после работы. Когда-то это было для Фелисити сущей мелочью, но сейчас, беспокойно дергавшиеся туда-сюда ушки и хвост, выдавали волнение. Вдруг эти фотографии все еще на месте?
Прозвенели звоночки. Бирюлечки, подвешенные над дверью. Они привлекли внимание единственного существа в заведении - антропоморфного ежа. Этот парень (сомнений в поле существа не возникало) обычной серой расцветки из любопытства поднялся со своего места и молча проследил за гостями. Одет он был в обычный кухонный фартук с символикой заведения.
А вот и та самая стена.
Да, какие-то знакомые трофеи. Возможно, даже из настоящих металлов, тут уже блеск не обманывал. Но вот фотографии... Те выходили совершенно случайными. Да, на них отметились люди. Но среди них - ни одной Фелисити. Ни одной. И всё не то, что было...
- Ты... Тебе больно находиться здесь, да?
Слова Мэй, обращённые не просто к ушам, а к самому сердцу Фокс. Негромкие, чтобы посторонний любопытный слушатель не придал им значения. Но... теперь-то для сержанта Кобаяши всё встало на свои места. Тысяча лет не прошли даром и теперь она это читала по журналистке, как по открытой книге.
Сцепив ладошки в замочек, Фокс внимательно изучала фотокарточки, но... вскоре её ушки и хвостик грустно опустились. Фелисити короткое мгновение простояла в оцепенении от гложущей мысли: «А на что ты рассчитывала?» Действительно. Тысяча лет - срок, который оставался за гранью понимания обычной журналистки. Тот факт, что хоть что-то все еще несло в себе веяния её времени - был настоящим чудом.
Но вот мягкий голос куратора отвлек Фокс от тяжелых дум. Лисичка вздохнула и повернулась к Мэй. На щеках девушки сверкали несколько слезинок, которые она тут же стерла рукавом мундира.
- Да, - все же призналась Фелисити, она больше не нашла в себе сил лгать в этот момент, - Я скучаю по дому. Все это, вокруг, напоминает о нем. Но это всего лишь фальшивка. Тут нет ничего настоящего для меня, - Фокс посмотрела в лиловые глаза Мэй, в очередной раз отметив про себя, насколько же они красивы, а потом добавила, - Пожалуйста, прости. Ты, наверное, другую реакцию ожидала, да? Я... это так на меня не похоже.
Мэй расстроенно потупила красивые глазки. Увидев слезинки, она ощутила себя прилежной студенткой, которая вдруг провалила простейший зачёт и потеряла шанс получить свой красный диплом. Закусила губу и сцепила руки за спиной - всячески демонстрировала неловкость и чувство вины, заливших её личико румянцем. Единственные настоящие вещи в этом макете под небом.
- Скорее, это мне надо просить у тебя прощения. Я не думала..., - бормотала сержант и запнулась из-за сложности в выборе слов. Как всё непросто.
Игольчатый дядя не встревал, следил, облокотившись о стойку. Похоже, ему были в новинку такие гости. Он лишь гадал, почему две девушки так ведут себя. И в еже просматривалась некая черта асоциальности.
Сама теперь отягощённая грустными мыслями о собственной кошмарной недогадливости, Мэй очень скромно предложила:
- Мы можем уйти отсюда и сходить в другое место, если хочешь.
Фелисити ответила не сразу. Ей понадобилось время, чтобы перебороть в себе жуткое чувство тоски и осознать роковую ошибку, которую случайно допустила.
- Кроме тебя, - невпопад буркнула лисица, - Если и есть тут что-то настоящее, то для меня это ты, Мэй.
Снова молчание. Неловкое. Будто что-то сейчас должно было произойти, но девушкам не хватало решительности. Фелисити неуверенно отвела взгляд в сторону, посмотрев на наблюдавшего за ними ежа.
Подумав над словами Кобаяши, журналистка все же произнесла:
- Это не твоя вина. В мое время были люди, которые проводили в коме десятилетие, а потом приходили в себя, и даже для них мир уже был другим. Он неустанно двигался вперед и за такой короткий срок. А я... я будто песчинка, потеряна в этом гигантском океане времени, утратив все, что когда-то связывало меня с ним. Мне остается только дрейфовать, но... воспоминания все еще причиняют столько боли...
Голос Фелисити снова прервался - маски спали окончательно. Как бы не боролась с собой девушка, она выглядела так, будто на нее вылили ушат воды. Мэй не приходилось видеть Фокс такой даже на Фригг-3. Что тут говорить, веселая болтушка Фелисити сама не понимала, как в ней накопилось столько грусти. Возможно, ей просто не приходилось раньше просто взять и потерять целых 25 лет своей жизни вместе со всеми людьми и событиями, которые ее наполняли. Как к такому можно подготовиться? Насколько сильным нужно быть, чтобы просто перечеркнуть все, что было тебе дорого в прошлом?
Фелисити неторопливо прошла к ближайшему столику, а ее хвостик послушно поплелся за ней, лишь разок махнув Мэй. Журналистка присела на диванчик и кивнула на лежащее перед ней меню, отвечая на вопрос подруги:
- Я справлюсь. Справлялась раньше одна, справлюсь и сейчас. Давай закажем что-нибудь.
Сержант Кобаяши пребывала в смешанных чувствах. Она плохо понимала, как поддержать чеовека в подобной ситуации. Вся её жизнь выглядела до недавнего времени сплошным пребыванием в коме с периодическими вспышками актива, вроде той, что сейчас. Мэй привыкла к этому, быть постоянно вне времени, и не придавала значения тому, что мир вокруг неё постоянно менялся, оставляя её за бортом трендов. Она имела семью, работу, собственную зону комфорта, которые допускали подобную жизнь, позволяющую не обращать внимания на внешний мир, сконцентрировавшись на внутреннем. Нужно ли было к этому что-то ещё? Как недавно выяснилось, да, нужно.
Внешний мир преподносил что радость, что боль, давая сержанту необычный для неё опыт. Пусть даже если этот мир суживался до одной-единственной песчинки. Мэй не просто чувствовала, но и переносила на себя колебания струн души Фокс. От внешнего мира можно было закрыться в ракушке. Но когда запустил кого-то в свою ракушку, приходилось принимать всё, как есть. Фелисити связывала Мэй с реальностью, и прямо сейчас по этой связи передавала свою грусть, отягощая ею своего куратора. На душе Кобаяши копилась собственная тяжесть.
- Когда дрейфуешь, нужно бросить якорь, - глубокомысленно заметила эспер, - я, по идее, как куратор, должна была стать этим самым якорем... Но, видимо, у меня это пока что не получилось, - последнее она сказала очень тихо. И грустно.
"Я справлюсь" и "мы справимся" - это звучало для Мэй совершенно по-разному. А Фелисити предпочла первый вариант. Сержант зашагала следом, оглядываясь. Она мало интересовалась объектами в бургерной. Необычный интерьер на фоне проблем журналистки мало цеплял сержанта, а на ежа та даже не посмотрела. И всё же, кое-что заставило девушку остановиться почти у самого диванчика.
Это был древний музыкальный аппарат с виниловыми пластинками. Но об этом знала только Фелисити, во времена которой каждое уважающее себя заведение подобного толка ставило эти автоматы. Воткнуть монетку в щель, затем выбрать мелодию, что может быть проще? Монетки, кстати, лежали в лотке неподалёку. Но этот чудный агрегат ввёл хай-тек пилота в замешательство.
Тем временем, меню, как оказалось, не сильно изменилось по сравнению с тем, что было тысячу лет назад. Если перевод на современный язык можно назвать изменением. Ну и картинки немного не. В остальном выбор был... обычным, для своего времени.
Фелисити отложила меню в сторону, перенеся свое внимание на городской пейзаж за окном. Девушка смотрела в ничего не значащую для нее пустоту, пытаясь разобраться в себе и своих чувствах. Но слова Мэй прозвучали для лисы как раскат грома. Фелисити была подавлена горечью потери до такой степени, что начала приносить боль тому, кто меньше всего это заслужил. И почему Мэй так переживала за нее? Они были подругами, да, но это же вовсе не значило, что куратор должна переносить состояние Фелисити на себя. Как это вообще возможно? Она же просто выполняла свою работу. Однако, грусть в голосе сержанта была такой искренней, что у журналистки сердце сжалось от боли.
- Какая же я дура. Старая, бесполезная лиса, - тихонько отругала себя Фелисити, стукнув себя кулачком по ноге.
Одной короткой фразой Мэй смогла затронуть душу Фелисити гораздо глубже безликого города снаружи. Что она имела в виду за этими словами? Фокс страшно привязалась к Мэй за все эти дни, до такой степени, что наглую лисицу можно было бы посчитать настырной и смело выметать с корвета сержанта Кобаяши половой шваброй. Но её куратор никогда не возражала, демонстрируя просто чудеса терпения. И вот сейчас, в эту секунду, она стояла у музыкального аппарата, выглядя ровно такой же одинокой как в тот день, когда Фокс впервые предложила ей стать своей подругой. Еще тогда, на смотровой площадке Фригг-3. Фелисити все еще чувствовала печаль и одиночество, вызванные призраком её прошлого, но была ли она одинока на самом деле? Даже если и так, то сейчас тут был человек, которому она обещала, что та больше никогда не будет одна.
Мысли Фелисити незаметно переключились и сконцентрировались на самой Мэй. Она все еще не могла до конца понять эту девушку, но одно было совершенно точно - для рыжей лисы она уже не была чужим человеком. Будто что-то решив про себя, Фелисити поднялась с места и приблизилась к Мэй.
- Не говори так. Ты все делаешь правильно, - просто сказала Фокс, - Даже если это всего лишь твоя работа, тебе все равно удалось стать самым дорогим человеком, что у меня есть в этом мире.
Фокс грустно вздохнула. Мерно покачивая хвостиком, она проследила за направлением взгляда Мэй, а потом взяла монетку и, отточенным за годы тренировок движением пальцев, со звонким щелчком забросила её в монетоприемник музыкального аппарата.
- Я не могу это объяснить, - вдруг призналась Фелисити, предпочтя отвести взгляд в сторону, - но меня тянет к тебе, и я чувствую себя виноватой в том, что ты снова сейчас грустишь. Это расстраивает меня даже больше, чем мир, в котором я все еще чужая. Я так старалась на выставке, и сама же сейчас все испортила. Ты говоришь, что твоя работа куратора - быть моим якорем в этом океане, но... Мне не нужен куратор-якорь. Я думала, что теперь мы просто подруги. И я надеялась, что у меня даже получилось стать кем-то большим.
Щечки Фокс залились румянцем от неожиданного признания. Но было ли оно в действительности таким неожиданным? Полунамеки на военной базе, практически прямое признание на выставке, и вот сейчас это. Лиса, подавленная своим состоянием и печалью, была полна смелости, чтобы разогнать таран и вмазать им прямо по сердцу Мэй. Фелисити не хотелось быть одной, но ей также не хотелось отягощать собой сержанта Кобаяши, если та действительно видела себя не более, чем куратором для человека из прошлого. Боязливо поджав ушки, словно боясь, что Мэй откажется от нее и пришлет нового куратора, хвостатая девушка нажала кнопку на аппарате, выбирая пластинку с музыкальным треком, а потом предпочла вернуться к разглядыванию пола.
Весело шурша, монетка скрылась в глубинах аппарата. И в ответ тот захрустел механизмами, будто старый дед затёкшими суставами. Манипулятор подхватил пластинку и забросил на диск, как блинчик на сковороду. Игла плавно опустилась на винил. Канавки на пластинке вскружились в медленном вальсе, а неподвижная игла высекла из них звуки, оформившиеся в проникновенную, затяжную песню.
Несколько секунд Кобаяши просто вслушивалась в мелодию. Завороженная этим мотивом, с разбитым из-за тяжёлого лисьего тарана сердцем, уставшая Кобаяши стояла истуканом и вела сама с собой диалог, чтобы прийти хоть к какому-нибудь решению. Она была в глубоком смятении, и ниоткуда не могла получить помощь, кроме...
"Дорогуша, Мэй, я понимаю, как этот разговор тяжёл для тебя. Дай мне своё тело на пять минут, и я доходчиво объяснюсь с этой дурой".
"Но... ты же втащишь ей... по почкам..."
"Это очень доходчиво".
- Ох.
Зрачки сержанта задумчиво скользнули по Фелисити. Надо было как-то донести свою точку зрения. И Мэй всё-таки рискнула довериться внутреннему голосу. Он иногда предлагал дельные решения. Нахмурив брови, будто решившись на нечто совсем не в её духе, Мэй сжала кулак...
Ёж вздрогнул от внезапно громкого звука отрезвляющей пощёчины.
Той же рукой, какой она влепила по щеке, Мэй взяла головку Фелисити, обхватив ухо большим пальцем. И подтянула к себе, другой рукой взяв сначала за плечо, а затем и всю спину. Прижавшая журналистку к себе, выплеснувшая первую волну своих смешанных чувств, Мэй зашептала в приоткрытое пальцем ушко:
- Фелисити, неужели ты до сих пор ничего не поняла? - голос сержанта готов был сорваться на плач, но она собрала всю свою волю в кулак и сдерживалась, - разве тебе не очевидно, почему мы вместе? Якорь..., - Мэй сглотнула ком в горле, - это и есть что-то большее, Фелисити! Каждый человек нуждается в якоре, который бы удерживал его в этом мире, и в маяке, который указывал бы путь. У меня никогда не было настоящего якоря... Работа, семья, всё не то... Всю жизнь я находилась в положении подчинённого. Подчинённая отцу, Директору, Конфедерации. Но тут в моей жизни появилась ты. Ты не смотришь на меня, как на инструмент, ты не помыкаешь мной, ты не обижаешь меня. Ты дружишь со мной, в конце-концов. И сейчас говоришь, что я тебе не нужна. Как так, Фелисити?
Мэй всё же не удержалась от всхипа.
- Инженеску хотел, чтобы у меня появился по-настоящему дорогой мне человек, за которого я могла бы по-настоящему держаться, как за собственный якорь. И это... это ты! Ты считаешь моё кураторство лишь работой, а для меня это целый новый мир, это моя личная жизнь, которой у меня никогда не было. Я куратор, но за этим кроется вовсе не формальная должность. Ты для меня не формальная подопечная, а подруга... или, нет... моя Дорогая.
После этого чистосердечного признания взволнованная и накрученная донельзя Мэй похлопала глазами, чтобы размазать по ним солоноватую влагу. Похлопав рукой по спине собеседницы, сержант строго прошептала:
- Пожалуйста, пойми теперь. Хотя нас и свели вместе, я рада, что тебя тянет ко мне, а меня - к тебе. Я не могу не разделять твои чувства, будучи, как ты сказала, "кем-то большим, чем подруга". Пока мы вместе, какая разница, что там с миром? Мы все в нём чужие. Я, ты... этот ёж, который так пялится на нас. Ну и что? Апокалипсис ещё не наступил из-за этого. А прошлое... Некоторые вещи нужно лишь принимать как данность. Смерть людей, фальшивый город... Вся жизнь стремится к своему концу. И даже Криус просто не смог сохраниться в первозданном облике. С этим остаётся лишь смириться и идти дальше.
Немного помолчав, Мэй с надеждой в голосе спросила:
- Ты же пойдёшь?
- Ай! - Фелисити испуганно отпрянула от Мэй, машинально схватившись за ушибленную щеку, - З-за что?
Голос девушки сбился - она совсем не ожидала такой реакции. Но будто этого было мало, следом ее схватили за пушистое ухо и потянули к себе. Фокс была довольно выше сержанта, и потому лисице самой пришлось наклониться, когда её длинное ухо попало в западню, чтобы избежать довольно болезненных ощущений. Все происходило так быстро, что ошеломленная лисичка зажмурилась и попыталась закрыться руками, ожидая немыслимого - что ее будет бить человек, к которому она всем сердцем питала симпатию. Но вместо этого... её обняли? Фокс не знала, как можно было назвать ту позу, в которой они оказались с Мэй, однако это теперь не имело значения. Сказанные следом слова - вот что было по-настоящему важно. В них было заложено так много смысла, что журналистка не знала, как и отреагировать. Впрочем, она чувствовала радость. Радость признания, радость от того, что чувства, которые она питала к Мэй, были взаимны. Когда Кобаяши закончила свою тираду, Фокс затихла и уткнулась носиком в плечо своей подруги. Ей хотелось сделать это, даже не смотря на то, что ее ушко в руках Мэй теперь было вывернуто под совсем неправильным углом.
- П-почему? - забормотала Фелисити, все еще осознавая сказанное и пытаясь сформулировать мысль, которую нужно было срочно донести до куратора, - Как ты могла подумать, что не нужна мне Мэй? Я ведь люблю тебя...
Фелисити не знала, что еще тут можно было сказать. Несмотря на пощечину и все еще находящееся в мертвой хватке ухо, лиса сделала то, что хотела - нежно обняла своего сержанта и поцеловала в щечку, разбросав по плечу девушки свою непослушную гриву рыжих волос.
- Я люблю тебя, Мэй, - тихонько и искренне повторила Фелисити, - Забудь про Инженеску и его планы, забудь про свою работу и кураторство. Я хочу быть с тобой, хочу быть твоей - только так я смогу двигаться дальше.
Сержант отпустила ухо и несколько раз нежно погладила кицунэ по голове.
- Я не могу забыть об этих вещах, как бы я не хотела, - мягко ответила Мэй, - наше обращение к Совету отклонили, значит, всё пойдёт дальше. Слишком много было вложено в это. Но, в то же время, сделано всё, чтобы мы были всегда вместе. Там, на станции, или здесь и сейчас, или в будущем, на корабле... Пройти через всё это с кем-то мне будет куда проще, чем в одиночку. Мне нужна твоя поддержка. И... я тоже люблю тебя.
Повисла короткая пауза, длиной в те мгновения, за которые мысль в голове Мэй перетекла в её действие. Последовав примеру лисы, сержант чмокнула ту прямо в подставленную щеку.
- И, в конце-концов, никто не заинтересован в плохом исходе. Просто..., - Кобаяши замялась, будто собираясь сказать самую большую тайну в мире, - есть кое-что, о чём тебе не сказали... по той причине, что это никому точно неизвестно. Но я бы не хотела говорить об этом где-либо, кроме какого-нибудь особенно уединённого места. Давай уже закажем что-нибудь. И пойдём дальше.
Даже сейчас, в такой момент, Мэй все еще оставалась формальной и объясняла Фелисити все нюансы, о которых журналистка даже не хотела думать. Ее журналистские инстинкты говорили, что сейчас был нужный момент, чтобы копнуть глубже, но... Фелисити совсем не хотелось отпускать Мэй. Ей не хотелось допытываться до информации и Совете, сути эксперимента и еще чего бы то ни было - она знала, что все станет известно, когда наступит правильное время. Мило встряхнув меховыми ушами, когда её тоже поцеловали, лиса зарылась мордашкой в вишневые волосы куратора и пробурчала:
- Ты снова пугаешь меня неизвестностью, Мэй. И я не думала, что ты можешь быть такой задирой, - щечка Фелисити, кажется, все еще горела от живительной пощечины, - Но спасибо, что... призналась. Ты не представляешь, как я рада. А ведь мне было страшно! Я боялась, что для тебя я - все еще просто эксперимент. Мне так хотелось... ну... стать твоей девушкой. Кем-то родным и близким... Сначала я действительно думала, что мы станем просто подругами: я хотела внести в твою жизнь немного веселья и разнообразия, и сама приобрела бы товарища в новом мире. Но чем больше я проводила с тобой время, тем яснее мне становилось: не я, а ты, Мэй, была нужна мне. Я не знаю, в какой момент это произошло, но я полюбила тебя всем своим сердцем. Вдумайся, ведь теперь я, Фелисити Фокс, лучшая журналистка прошлого тысячелетия, твоя девушка!
Фелисити все-таки оторвалась от Мэй, продемонстрировав той сияющее радостью личико со слегка покрасневшей щечкой. Кажется, рыжая лисичка и думать забыла о пустоте окружающего мира сейчас, когда ее собственное сердце и сердце милого ей человека, больше не были пусты. Закивав на предложение сержанта, Фокс взяла ту за руку, и как ни в чем ни бывало подошла к ежу-свидетелю, после чего сделала заказ на свое усмотрение, чтобы забрать тот с собой и больше не задерживаться в этом месте, призраке былого прошлого. А пока заказ готовился, журналистка стрельнула в Мэй своими наглыми янтарными глазами и безапелляционно выпалила:
- Теперь ты живешь у меня, поняла, сержант-задира? И если считаешь, что тебе нужно мне что-то рассказать, пожалуйста, ты можешь сделать это без капли сомнений.
Удивлённый и мало что понявший ёж принял заказ и предупредил, что у него в последнее время не было клиентов и свежие продукты придётся делать по новой (а это время), с чем и удалился в свою вотчину. Наверное, заказывать следовало в начале...
А Мэй, наконец-то снова могла снять с себя напряжение и вернуться в приятное расположение духа. Поглядывая глазами с искорками на журналистку, Кобаяши довольным тоном ответила той:
- Вот это другой разговор! И..., - очень скромно, - прости за пощёчину. Я решила, что это поможет мне тебя встряхнуть. Но теперь-то всё в порядке. Ведь правда? - и даже попыталась подражать Фокс, - а твоя девушка - лучший пилот будущего. Повод для размышлений, м?
Сержант издала короткий смешок, наклонив голову и улыбнувшись ярче Солнца.
- Ничего, - потерев щеку, ответила Фокс, - Да, рука я тебя тяжеловата, надо сказать. Но мне это было нужно. Это все, - Фелисити обвела кафе рукой, - чуть не свело меня с ума. Как бы глупо это не звучало, мне казалось, что я тону в воспоминаниях, забывая, что, а точнее кто, для меня по-настоящему важен.
Лиса хихикнула и подтянула пилотессу к себе, слегка приобняв за талию.
- Я отлично знаю, что ты лучшая, сержант, - с улыбкой подтвердила Фелисити, - И мысль об этом еще больше кружит мне голову.