-- Подбивать клинья? - Мортимер искренне расхохотался. Гулкие стены отразили его смех, сделав еще более задорным и звонким. Как могла Линек принять его любезность за какие-то там подбивания? -- Нет же, дорогая Брайзис, тут уж простите великодушно. Клинья мои давным давно прочно вбиты, окончательно и бесповоротно. И, боюсь, ни одна красотка в мире, не сможет оторвать их от той кому давно принадлежит сердце вашего покорного слуги, - Чарльз прекратил смеяться и с мечтательной улыбкой вспомнил о прекрасной девушке Тори:
---
В день перед отплытием он стоял за углом лавки с букетом цветов и никак не решался подойти. Вот уже два года он старался посещать только эту кондитерскую, и все из-за одной работавшей там шоколадницы. Все думали, конечно, что толстяк слишком сильно запал на сладости, именно потому заходит и с глупым видом набивает котомку шоколадом. Но мало кто знал, что все купленное он тут же раздавал мальчишкам, обитающим возле верфи. А раздав, мечтательно думал о том, как через несколько дней сможет вернуться в лавку вновь и увидеть ее, увидеть Тори. Она была так нежна и мила, что ноги сами несли Чарльза туда. Жаль только, что оказавшись рядом, все его тело, мысли и чувства отказывались слушаться: язык заплетался, руки дрожали, уверенность испарялась, а заготовленные для начала общения фразы куда-то улетучивались. И он вновь молча набирал сладостей, осмеливаясь лишь украдкой поглядывать на ту, о которой мечтал.
Но теперь, когда день отплытия назначен, когда, возможно, он мог никогда сюда не вернуться и больше ее не увидеть, Мортимер наконец решился. Дождавшись вечера, когда кондитерской пора было закрываться, он выждал пока Тори не выйдет из лавки и, помахав кому-то рукой на прощание, не направится домой. "Сейчас или никогда" - понял маг и на негнущихся ногах пошел ей наперерез. Он ждал, что девушка обратит внимание на его приближение, остановится, улыбнется. А он подойдет и скажет: "Лучшие цветы для лучшей девушки". Но Тори не заметила приближение Мортимера, и порхая на своих изящных ножках быстро удалялась.
Отчаявшись догнать возлюбленную, он решил ускорить шаг, но не рассчитал чего-то, споткнулся о булыжник и с громким воплем рухнул на мостовую. Костюм был испачкан, цветы поломались и разлетелись, а надежды Чарльза оказались разбиты и растоптаны о суровую действительность.
Вот только крик привлек внимание Тори, которая тут же поспешила на помощь бедняге:
-- С вами все в порядке, мистер Мортимер, - ее нежный голосок звучал для мага лучше любых лекарств. Разумеется с ним все было в порядке - теперь.
-- Меня зовут Чарльз, - улыбнулся ей будущий мореплаватель, совсем забыв о том, что испачканный в грязи стоит на четвереньках на мостовой - для него исчезло все, кроме этих глаз, этого милого личика, медового голоска и того что он наконец сумел заговорить с ней.
-- Я знаю, как вас зовут, мистер Мортимер, - смущенно ответила девушка, и почему-то ее щечки покрылись румянцем. А Чарльз смотрел на нее не отрываясь и счастливо улыбался во все свои тридцать два зуба, заставляя девушку смущаться еще сильнее. Это был самый счастливый день в его жизни.
В тот вечер они гуляли по городу: слушали уличных бардов, жевали карамельки, кормили хлебом чаек на причале, пока солнце не скрылось за горизонтом. И только тогда, проводив Тори до дома, Чарльз осмелился взять ее руку в свою. И там же, держась за руки, он признался ей, что это был лучший вечер, о котором он мог только мечтать. И что самое тяжелое для него теперь, это необходимость сесть завтра на уходящее в плавание судно "Синий Марлин". Вот и все...
Так он расстался с той, кому принадлежало его сердце. Расстался, сохраняя надежду на возвращение. И на новую встречу. На еще один замечательный и неповторимый вечер, рядом с девушкой своей мечты...
---
-- Позвольте просить прощения, госпожа Брайзис, что позволил вам неправильно расценить мое обращение. Единственное чего я хотел, так это показать свое дружеское расположение, без лишних церемоний. Но если вам оно неприятно, то впредь постараюсь избегать подобных вольностей с вами, - Мортимер пожал плечами и, по-прежнему сидя на земле, обхватил руками колени и погрузился в свои воспоминания о доме, верфи и о ней. Все равно капитан летал где-то в облике попугая и, видимо, до его возвращения их компания дальше двигаться не могла.