Сержант не слышит. Не слышит ну вот вообще ничего. В ушах только писк, и оттого даже страшно, был бы хвост – трясся бы от страха. Ему даже хочется поделиться переживанием с лейтенантом. Ну как поделиться, хотя бы доложить, что как боевая единица штаб-сержант резко упал. Но было уже немножко поздно: по жестам Валентайн понял, что пора бы уже немножко отступить. Поэтому он вклинился своим писком в общий гул:
– Организованно отходим, организованно!
Вуди снова не услышал себя, и от того с явно перепуганном видом заорал еще громче:
– Всем двигаться строго за саперами! Ни шагу в сторону! Дойдете до окраины – ждите, пока снаряды разгорятся! А этих, блять, куда? Легэн, блять! – штаб-сержант чуть не заехал одному из пленных карабином. – Ду... Ду – хальт хир!
Надо бы еще Панду поторопить, но взводный с ним чего-то сам мутит. Ну а поскольку офицеру верней, Вуди сиганул одним из последних, наблюдая за растянутым выводком.
Не слышно ни то что голосов там или выстрелов, даже снега под ногами не слышно. И страшно от этой тишины, от этого писка. Глаза не видят, а ноги сами переходят на бег. Что-то крикнул стрелку броневика, а что – уже и мозг не соображает, не воспроизводит. А ведь даже чего-то рукой махнул. Голова уже не соображает. Страх сковал волю, ноги несутся сами, уже даже не различая, что на открытом между постройками пространстве стоит поберечься.
Шальные ноги его же и впечатали с разбегу в амбарчик, где уже довольно долго отсиживался Флорес с десантниками. Хорошо, что впечатали, а то забыл бы ведь про бедолаг. Крикнул куда-то внутрь: "Уходим!", а сам даже глаза прячет, лишь бы не видели. А в глазах страх. С внешней стороны. А изнутри – пелена. И не поймешь, то ли совсем все, контузия добивает, то ли просто дымы со снегом смешались. Только и остается – закрыть глаза и идти. Какая разница, какого цвета кино, если оно немое?