Вуди отрывается от прицела и отворачивается к стене, оставив карабин скорее балансировать, чем лежать на подоконнике. Немецкие пули усердно пробивают стену, и от каждого щелчка по дереву сержант смешно дергает головой – рефлексы не победишь, не подавишь, будь ты сто раз глухой. А в карабине все равно осталось два патрона, и им можно найти куда более полезное применение, чем пытаться заглушить целое отделение немцев.
Впрочем, немцы, кажется, лупят и сюда, так что десантники, может, и доберутся до позиции пулемета. Интересно, будет ли их капрал сам тащить людей через поле? Козлы. Чтобы еще раз с ними воевать собрался, да ни в жисть. Элита, вроде, по тылам рейдовать, а на деле тоже какие-то мелочные, только о себе и думают. А еще войну выиграть хотят. Да и сам Вуди хорош, пожалел убогих.
Это только внутри Валентайн такой злой, а на деле он просто стоит, уперевшись в стену и дрыгая головой с закрытыми глазами. Только глаз левый немножко дергается, то ли от усталости, то ли от таблеток. Он мельком взглянул в окно – немцы не лезут, и ладно – и вновь прикрыл глаза.
Ему неожиданно хорошо. Как оказалось, его организм просто хотел оставить тело наедине с самим собой, пусть и в деревянном сарае в Богом забытой бельгийской деревне, который продувается и простреливается со всех сторон. Еще бы стрелять перестали, и совсем хорошо.
Вуди бросает еще один взгляд в окно и обессиленно сползает на задницу, усевшись на столе, на котором он стоял. Голова его пуста, свободна от мыслей, кого надо сегодня вычеркнуть, о чем еще надо договориться и с кем провести беседу. Дышать только тяжеловато, да и спать охота. Вот было бы смешно тут заснуть посреди боя. Впрочем, говорят, были же случаи, когда танкисты засыпали прямо на ходу. Бля, как бы щас сесть и никуда не идти, а?
Хочется покурить, и Вуди пытается достать из кармана пачку сигарет. Вместе с пачкой выпадает и карандаш. Вуди прикуривает и вертит карандаш в пальцах, по-прежнему не открывая глаз. Неожиданно к нему приходит нечто желания высказаться и он открывает глаза.
Правда, его хватает всего лишь на простую и немножко дебильную фразу "FUCK THIS WAR". Не крупными буквами он пишет прямо на стене, старательно вырисовывая каждую линию, чтобы задолбались стирать. Естественно, графит стирается раньше, и получается более лиричное и непонятное "FUCK THIS \". Тоже неплохо.
Вуди убирает карандашный огрызок и неожиданно для себя осознает, что как-то немцы особо и не стреляют. Встревоженно он подтягивается, но немцы напротив сидят, особо ничего не делают. Он подбирает карабин и вглядывается в противоположную стенку сарая.
Кто был на улице и имел обзор, мог видеть, как из дырявого сарая, который стоит рядом с уже хорошо горевшим домом, кубарем вылетает штаб-сержант Валентайн прямо через стенку. Какое-то время он озирается и даже щурится, вертя головой, как хомячок, такими рывками. И перебегает прямо через дорогу, выплевывая изо рта сигарету, и вваливается в какой-то дом. Ввалился он очень удачно, так как именно там оказалось верховное главнокомандование в лице первого лейтенанта.
Валентайн сейчас выглядит непрезентабельно: весь в щепках и в грязи, на лице маска копоти вперемешку с той же грязью и немножко кровью, шнурки на ботинках распутались, куртка вообще гражданская. В глазах словно хмель, хотя это от свежего воздуха: от прежних хозяев – побитых десантников остался в наследстве очень спертый воздух.
– Сэр. Там, это. На севере отделение окопалось с пулеметом. Пока сидят. Но, думаю, ща попрут нас с трех сторон мочить. Там еще десантники раненые нашлись, со вчера. Я их, короче, назад отправил. Ща-то чего делаем?
Говорит Валентайн под стать виду, как-то не по уставу, встревоженно и постоянно то вздыхая, будто только что километр пробежал, а не метров двадцать.