Вот такое интересное помещение. Голые и не очень тела, запах пота и похоти, даже с холода. И запах страха. И боли.
- Ну ка, бойцы, давайте по-хорошему. - Говорит медленно, неспешно. Глаза к полумраку быстро привыкают, начинает различать фигуры и их формы. Угловатые, грубые и изящные, невысокие. Грубым и угловатым прямо в глаза смотрит, даже если и не видит.
- Мне доложили, что не все здесь ведут себя подобающе. А раз об этом узнал я, то скоро об этом узнают другие, даже если и не через меня.
Движение. Резкий рывок одной из фигур в сторону. Одна из девушек, едва одетая, всхлипывая, со сдавленным криком вырывается из глубины сарая, не глядя на сержанта, пробегает мимо и исчезает снаружи. Уайт не догоняет, лишь коротким взглядом убеждается, что её уже нет за спиной. И снова на угловатые фигуры смотрит.
- Так, значит, бойцы. Кому не нужны неприятности с комендатурой, с эмпэ, с дальнейшей жизнью, высунули быстро свои писюны и засунули их себе обратно в штаны, пока сержант ещё готов с вами говорить подобру и поздорову.
Для пущей убедительности рукоятку автомата в ладонь кладет и сжимает. Угловатые переглядываются. Кто-то встает, отходят. Другие, оглядываясь на них и на Уайта, тоже встают. Группой собираются. Не смирно встают, но в кучку отходят. Женские всхлипы, кажется, то громче, то тише. Одна, почти девчонка, рядом с Томом стоит. Длинные волосы половину лица прикрывают. Всхлипывает. Медленно, аккуратно, левой рукой прядь отодвинул, чтобы увидеть то, чего и ожидал. Опухший глаз, разбитая губа. Также аккуратно руку убрал.
- Проблемы у вас, бойцы. Пятерик каждому светит, просто за соучастие. Это если никто показания против вас не даст за принуждение, за избиения и за... Ну? Не арестовывать же мне вас, а? Сержанты есть? Капрал? Что, рядовые только? Ладно, делаем так. Штанишки застегиваем, куртки одеваем, быстро и молча возвращаемся в расположение. Ещё раз увижу такое безобразие - не обессудьте, парни, я своим только один шанс всегда даю. И вас за своих пока считаю. А теперь, кто останется здесь через 30 секунд - пеняйте на себя.
На табурет присел метрах в трех-четырех от прохода, Томсона на колени положив. Лениво затвор дернул, патрон засылая. Это, кажется, послужило сигналом. Кто-то из солдатиков быстро, кто-то не слишком спешно (но явно понимая, что успевает), собрались. Первые выскочили секунд за десять. Тот, что поматерее, кажется, намеренно не спешил, последним, без спешки уходит. Может и чуть подольше собирался и выходил, не за полминуты. Недобрым взглядом ударил, но лишь презрительный взгляд в ответ получил. Пусть эти "лишние" секунды запишет себе в победные очки. Победитель хренов.
Только сержант остался. Том едва заметно выдохнул и чуть дрожащей рукой, стараясь не показывать нахлынувший адреналин, разрядил автомат. Патрон обратно в обойму загнал. И снова на плечо повесил, осматриваясь. Осталось ещё несколько фигур.
- Давайте, дамочки. Одевайтесь и к выходу.
Голос сразу уставшим стал. Как будто ещё тише. Легко поднял чье-то пальтишко с земли, передал ближайшей девушке, которая, кажется, уже начала дрожать.
- Одевайтесь. Идите домой. Здесь вам нечего делать. Давайте, идите. - жестом показал.
Первой немолодая, но, видно, симпатичная женщина мимо прошла. Глянула в глаза на миг. Что там было? Разочарование? Благодарность? Или она попыталась что-то увидеть, что-то понять?
- Merci.
Обранив одно короткое слово, вжав голову в невысокий воротник пальто, выскочила наружу. За ней вторая и третья. Последняя.
Уайт неспешно прошелся по сараю, не то проверяя, все ли ушли, не то просто в размышлениях. Война. Она всегда такая. С одной стороны доблесть, отвага, самопожертвование. А с другой - вот это вот всё... И так везде на войне. Тот же Саммерс - ведь хороший солдат. И котелок не дырявый и храбрый, но подсел вот на морфин. Или Диксон. Вроде и храбрый и удалой, но распиздяй, которого ему придется ещё воспитывать, как щенка, который не знает, где можно гадить, а где - нельзя... Да и сам он, в общем, не ангел...
Война... Война - она всегда такая сука.