Кто-то спит, но ему не спится. Стоит глаза закрыть и снова перед глазами проносятся страшные мгновения. Пугающие и ужасные. Вид разорванного солдата. Чья-то кисть. Обгоревший солдат. Как будто мертвые ходят с ним поговорить, что-то сказать ему.
Идя по улицам отвлекаешься. Мысли уже не только о прошедшем, но и о том, что сейчас. Сапогами грязь месишь, через разбитые техникой лужи перешагиваешь - это отвлекает. Возвращает мысли к здесь и сейчас. То, что ему нужно, чтобы не сойти с ума под давлением недавнего прошлого.
Музыка? Да, он определенно слышит музыку. Пианино? Фортепьяно? Рояль? Ноги сами несут его дальше. Да, звуки из этого дома. Старого, давно не ремонтированного. Кажется, нежилого. Но звук определенно идет из него. Том чуть прикусывает губу, чтобы понять, что нет, это не наваждение. Нет, так и есть. Стоит, слушает. Обычно это он развлекает других, но как давно он не слышал мелодии, сыгранной "в живую" и не им?
Том стоит перед домом, случает. И нет сейчас ничего, кроме музыки. Ни выстрелов, ни криков. Кажется, даже патрули на эту улицу не заходят. Только быстрые и точные аккорды, как будто тонкие пальцы проворно бегают по клавишам.
Последние аккорды и таинственный музыкант замолкает. Затем внутри загорается свеча. Кто-то подходит к окну. Не может не видеть Тома, стоящего внизу. А тот стоит как истукан. Но сообразил, из подсумка пару консервов вытащил, показал невидимому музыканту. Кивок к ответ и свет исчезает. Чтобы через минуту появится в открытой двери.
- Том, - представляется Уайт. - Том Уайт.
- Амелия Клас.
Учтивый жест приглашения, а Том отмечает интерес, с которым она смотрит на консервы в его руке. На миг, но этого достаточно, чтобы он это отметил. Вошел, огляделся.
Старый дом, но в прихожей чисто, хозяйка старается поддерживать порядок. Пара женские пальто на вешалке, женская же шляпа, сапоги тоже женские. Одинокая хозяйка? Похоже, что всё-таки нет, на крайних крючках висит пара мужских курток, но судя по пыли на воротниках, их не надевали уже очень давно, одну эдак лет пять.
Амелия приглашает в гостиную, но по пути удаётся окинуть взглядом пару других помещений и лестницу на второй этаж. Первое впечатление было обманчивым ー дом совсем не обжит. Вещи на полках, одежда на спинках стульев, игрушки на полу в детской ー все примерили серую вуаль. Их никто не сдвигал с места долгое-долгое время.
В глазах хозяйки читается если не испуг, то осторожность. В гостиной почище: скатерть на столе без крошек и пятен, стулья ничем не завалены, по шкафам с книгами и посудой видно, что ими пользуются.
Достав нож, Том одну из консерв открывает, хозяйка же бережно взяв, уносит угощение на маленькую кухню. Шкворчание и запах горячей еды быстро наполняют помещение. Через несколько минут она возвращается уже со сковородкой. Молча раскладывает еду, чай наливает, садится, но не ест и даже не смотрит в его сторону.
- Я слышал музыку. Вы очень хорошо играете.
Кивает. Сейчас, кажется, впервые с того момента, как зашли на него посмотрела. Ответила что-то. Музыка, Моцарт, фортепьяно. Том есть начинает, начинает и она. Но разговор не "клеется". Но хоть поел горячего. Уж точно лучше грубой солдатской еды из котла.
Амелия не готова продолжать разговор, лишь учтиво кивает и едва заметно улыбается, поглядывая в сторону двери. Намек понятный. Встал, поблагодарил, вещи свои забрал, оставив вторую банку. И к выходу. Она его провожает. До двери, открывает. В этот раз, кажется, более искренне улыбнулась.
- Если вы не против, я завтра ещё раз зайду на ужин.
Ещё одна улыбка, "Оревуар, Том".
- Оревуар, Амелия.