В темноте над Уилманом надломилась пальмовая верхушка, перешибленная удачной очередью. Разлетелись в зелёные клочья сомкнутые папоротники. Взмыла к небу скошенная пулей лиана, расплёскивая сладковатый сок. Джек полз, утопая локтями во влажной приречной грязи и постоянно натыкаясь то на листья, то на корни. Под коленями хлюпала вода, мгновенно заполняя оставленные им отпечатки. Если бы не москитные сетки и куртка, Уилман наверняка исцарапал бы все руки, не говоря о том, что тёплая грязь — не самое приятное ложе. Ползать в джунглях, если ты не змея, практически невозможно в связи с густым травяным ковром. С другой стороны, Джеку и не требовалось многого.
Через несколько метров Боунс упёр локоть в разъезжающийся дёрн и дал несколько очередей. Пули выбили фонтанчики песка из укрытия, а пулемётчик исчез под мешками. Орудие на вышке затихло на несколько долгих секунд. Если бы Уилман взглянул на него через инфракрасный прицел, то увидел бы, как ствол М240 светится густым багровым цветом.
— Он попал в меня! Он попал в меня! — не то визжал, не то хныкал охранник в рацию, зажимая простреленное плечо.
Его трясло. Тело под камуфляжной формой превратилось в студень, пульсирующий в такт боли, щедро удобренной паникой. Может быть, в уличной перестрелке ранение не произвело бы столь сокрушительный эффект. Но пуля, безмолвно прилетающая из всепоглощающего тропического мрака, наносит не меньше психологического урона. Тактика засад не напрасно основывается на страхе и смятении. И сейчас охранник отлично понимал своё положение. Он остался один на вышке, откуда даже не мог слезть. Запертый на четырёх квадратных метрах, огороженных толстыми досками, которые сейчас не казались такими уж толстыми. И, что хуже всего, враг видел его, а сам охранник не видел практически ничего. В его ушах звенело от грохота, а перед глазами плавились фиолетовые круги. Экскаватриче захлёбывался матом и проклятиями, пока Клод не крикнул по рации:
— Стреляй, куда стрелял!
— Идите вы на хуй... идите вы все на хуй...
— Просто делай свою долбаную работу, петух, если не хочешь, чтобы я всадил тебе заряд в затылок!
Охранник с искажённым лицом мотал головой, не отвечая на крики в гарнитуре. Хлопчатобумажный рукав полевого кителя стремительно набухал кровью.
— Идите вы на хуй...
* * *
Вышка молчала, но теперь с берега застрекотали автоматы. «Имбелы» лают коротко, надрывно, с неприятным металлическим отзвуком. Тут и там плясали вспышки. Кажется, один из стрелков засел рядом с ангаром для гидросамолёта, стреляя по берегу в просвет между его правым крылом и водой. Другой упал на колено рядом с углом здания охраны, сощуренными глазами высматривая вспышки. Им не светила удача благодаря глушителю на винтовке Уилмана, но было ясно, что берег не сдастся без боя.
* * *
Аарон выбрал правильную сторону, потому что только сумасшедший станет устраивать одну лестницу вдали от другой.
Тем временем, в холле становилось всё более шумно. Выкрики охраны из обеспокоенных сделались откровенно раздражёнными. Никому не осталось дела до отсутствия Шарля или странного эпизода с видеоплёнки, где отправившийся в туалеты гость долго не поднимался обратно. Брю достаточно было отступить подальше, пригибаясь ниже перил, и нырнуть в идущей над кухней коридор. Но оказалось, что лестница вверх ждала Аарона сразу же за коридорной аркой, будучи отделена от галереи тонкой стенкой. Комнаты наподобие той, в которой она располагалась, называются не то la sala, не то el salon. Интерьером ей служили несколько кожаных кресел и диванов, бильярдный стол и растущие в кадках пальмы. По-видимому, комната требовалась для того, чтобы принимать продолжения начинающихся в холле разговоров. Аарону же хватило и лестницы.
На этот раз никаких сюрпризов не возникло. Лестница вела напрямую вверх, останавливаясь на площадке третьего этажа, а затем продолжаясь выше, до самой двери на крышу — закрытой, но не запертой. Кодовых замков у неё, к счастью, не было. Брю не успел подняться к ней, когда снаружи — уже много громче — снова грохнул винтовочный выстрел. Он шёл по верному пути.
* * *
Как минимум ещё один человек сохранил присутствие духа во всеобщей панике. Математик Паскаль повалился с трибуны всего полминуты назад, и за это ничтожное время праздничный парк успел превратиться во что-то, напоминающее поле боя или холл «Колумбайн» в девяносто девятом. Люди кричали, наталкиваясь в темноте друг на друга. Размахивали руками. Они говорили все разом, а хлопки пистолетных выстрелов заставляли их трусливо жаться к земле. Жалкое, противное, животное зрелище.
Дону Гуанакиле показалось резко неприятным истинное лицо детей и племянников всевозможных деятелей наркобизнеса. Недаром ещё древние замечали, что за вседозволенностью чаще всего кроется страх. Пацаны и тёлки слетались на криминальные тусовки, ловя кайф от прикосновения к запретному, но почти никогда не умели держать удар. Старый кабальеро не осуждал их. Он всё понимал. Просто не мог отделаться от брезгливого чувства неправильности. На его глазах девчонка, набросившая полотенце на плечи, забиралась под соседний столик. Она будто верила, что следующая пуля настигнет именно её, а полотенце едва скрывало обнажённую грудь с маленькими тёмными кружочками. Перепуганный глупый ребёнок.
Эухенио покачал головой и неторопливо поднялся, одёрнув смокинг. Его брови строго сошлись на лбу, он кинул обеспокоенный взгляд на тёмную полосу лагуны. Мексиканец знал, что песня дона Паскаля была только что спета: трагично и ярко. Теперь настала пора уходить.
— Мадам? — позвал он, подав руку новоявленной соседке.
Та глядела из-под стола так, как Нил Армстронг мог бы смотреть на марсианина. Огромные, округлившиеся глаза с трудом различили безупречную манишку и седую бородку, окаймлявшую лицо пожилого мексиканца.
— А… а… — лепетали её мокрые губы. Девушка едва могла дышать.
— Прошу со мной, — спокойно пригласил дон Эухенио, нагнувшись и ухватив влажную после бассейна ладонь Ла Боки.
Старик деликатно отвернулся, стараясь не замечать полотенце, сползшее с узких плеч девочки. Крепко держа её руку, дон Эухенио размеренно зашагал к вертолётам, переступая через разбитые фужеры и брошенные кем-то вещи. Трое местных пилотов толкались у площадок между двух прекрасных «Беллов», растерянно созерцая хаос.
— Сеньор, — Эухенио обратился к тому пилоту, который доставил его сюда с последним рейсом. — Увезите отсюда меня и мою спутницу.
— Месье... — молодой парень с недоверчивой улыбкой потряс головой. — Я не могу, вы же знаете…
— У нас приказ, — поддержал его товарищ.
— Я не могу, — пилот развёл руками. — Поэтому… господи, да что там вообще происходит?
— Это неважно, — мягко сообщил мексиканский джентльмен, приставив ко лбу молодого вертолётчика ствол тупоносого позолоченного «Вальтера». — К делу. Пожалуйста.
Сердце Ла Боки упало в пятки. Оглянувшись, она на миг увидела женщину, что сидела за столиком террасы. Одна, неподвижная среди бегущих людей. Ла Бока узнала в ней хозяйку торжества. «Почему она не бежит? Почему бежим мы? Пистолет... пистолет...»