Боунс в очередной раз убедился, что занял хорошую позицию. Возможно, лучшую для условий этой задачи. Особняк лежал перед ним как на ладони. Нарядная золотая люстра, подставившая речной бок человеку во тьме. На вальяжном пузе Аппруаг серебрились полосы света, отбрасываемые софитами и прожекторами. Над палубами катеров поднимались разлапистые венчики пальм и затейливые этажи асьенды, вселяя в будущих жертв ложное чувство безопасности. Ведь, казалось бы, кто мог подкрасться к ним, защищённым стенами с колючей проволокой и смотровыми башнями?
В перекрестье снайперского прицела мелькали спины официантов, устанавливавших микрофон. Четыре охранника заняли позиции по углам дощатого помоста, повернувшись лицами к толпе и грозно скрестив руки на груди. Ими командовал крупный мужчина с коротким ёжиком военной стрижки, но темнота и проблески гирлянд мешали различить детали.
Пулемётчик с островка несколько раз оглянулся, а потом поднёс к губам рацию, что-то обсуждая с начальством. Джек заметил, что бег прожектора замедлился. Теперь, вместо того, чтобы попусту нарезать кольца, луч полз по зарослям достаточно медленно — а значит, человек на вышке получил приказ удвоить бдительность. Впрочем, Боунсу не требовался свет: точно зная положение своей цели, он мог стрелять в инфракрасном спектре, не опасаясь ни случайного ослепления, ни тёмных ночей Гвианы.
А потом случилось то, что должно было случиться с неизбежностью, похожей на евангелический рок. Жюстен Поль-Жерар Паскаль по прозвищу Математик Жюстен поднялся на сцену — размытое бело-серое пятно в окружении других бело-серых пятен. Толпа взорвалась рёвом и аплодисментами, а над застывшей лагуной покатилось рокочущее эхо его голоса, усиленного микрофоном.
* * *
О чём планировал говорить человек, заочно приговорённый к смерти? О чём готов сказать своим лицемерным друзьям жестокий убийца, циничный политик, надёжный друг? Как ни странно, в ночь своего пятидесятилетия крупнейший драг-дилер Французской Гвианы поднялся на трибуну… со словами о красоте жизни.
Страстный и безжалостный, толстяк-Паскаль вразвалку вышел на сцену, ощущая босыми ногами шершавые и тёплые доски. Ксеноновые факелы бухты били ему в лицо, заслоняя тьму над рекой и неровную линию сельвы. И Паскаль также поднял руку, не то спасая глаза, не то приветствуя озеро света над собой. Толпа отвечала ему возгласами и улюлюканьем, не имея и малейшего понятия о том, как далеко унеслись мысли Математика Жюстена. Он стоял, закрыв широкое, яростное лицо от рукотворных солнц, и вспоминал дни своей молодости.
Боунс хорошо видел коренастый силуэт Паскаля в сине-сером мерцании тепловизора. В трёх шагах от наркобарона остановился второй силуэт. По-видимому, глава его личной охраны, сопровождавший выступление. Итого пять охранников в саду, снайпер на крыше, пулемётчик с вышки и стрелки в угловых башнях — последние, впрочем, казались сомнительной проблемой. И несколько стрелков, рассеянных по территории виллы. Впрочем, без корректировок от Бивиса Джек не смог бы точно определить, в кого из толпы можно (а скорее, «нужно») стрелять.
— Славного вечера вам, друзья! — выкрикнул человек за трибуной, когда-то начинавший скромным агротехническим инженером при французском научном корпусе. — Прекрасная выдалась ночь, а?!
* * *
Десять минут назад, сходя с террасы, босой наркобарон заключил спутницу в тёплые объятия. В расстёгнутом вырезе его рубашки блестела золотая цепь, но Софи ощущала пот и тепло, исходящие от давно знакомого ей тела.
— Все ли довольны, о хозяйка моего дома? — спросил Паскаль дурашливо-громким шёпотом.
— Из тех, кто не утонул в бассейне? — рассмеялась Бонне, устроив руки на толстой шее Жюстена. — Я думаю, по их лицам можно судить о качестве твоего товара.
Паскаль оглушительно захохотал:
— Так-то! На моём юбилее запрещено грустить! Послушай, как только я покончу с делами…
— Не надо слов, — Бонне коснулась носом его горячей и колючей щеки. — Я подожду. Обещаю.
И вновь она солгала, чувствуя растущую тяжесть на душе.
Софи Бонне вздохнула, провожая взглядом его фигуру, окутанную складками полотняной ткани. Как Эрнест Хемингуэй на своей кубинской яхте, ревущий и вездесущий Жюстен вселял жизнь в скучное пятно камня среди привычных Софи джунглей. Жюстен принадлежал к вымирающему виду пламенных активистов, готовых употреблять свою энергию во благо или во зло — куда угодно, лишь бы не вскипеть от едва сдерживаемой жажды действия. Чуть поморщившись, смуглая креолка отступила к дальним столикам террасы. На самом деле, она не желала смерти Математика Паскаля — но иногда свой выбор делают сами жертвы. В её голове звенело единственное слово, которое стоило всей лжи и всего притворства: «Цзинань». Софи не верила, что выберется живой. Затем она подумала, что мысленно желает удачи дружелюбному убийце по имени Кристофер Хейф.
Потом она поняла, что сегодня желает удачи и Жюстену Паскалю.
* * *
Телохранитель в последний момент заметил движение за своей спиной. Он рефлекторно дёрнул предплечье вверх, пытаясь заслониться от удара, но не успел. Торец металлического стержня взорвал фейерверк в правом виске, и бандит рухнул на пол как подкошенный. Он уже не почувствовал, как жёсткий кожаный шнурок сдавливает шею. Не ощутил трескучей боли в дёснах и наливающегося кровавой тяжестью лба.
Бивис затянул потяжелевшее тело в свободных брюках и белой рубашке в кабинку. Как ни странно, Землекоп ещё дышал, хотя с угла губ по грязно выбритой щеке бежала тоненькая струйка крови. Из-под воротника к уху охранника тянулся проводок наушника. Если бы Аарон надел его пластиковую бусину, то разобрал бы быструю французскую речь: радиоэфир службы безопасности жил своей жизнью. Наскоро задрав рубашку жертвы, Брю обнаружил на кожаном ремне маленький серебристый фонарик, саму рацию, увесистую кобуру с «Береттой» американской армейской модели М9 и тугой чехол из щегольской крокодильей кожи с запасным магазином к ней.
* * *
Все они стояли в толпе, обернув лица к трону своего короля. От бассейнов и из-за столов. Десятки лиц. Тёмных, светлых, смуглых. Серебрились фужеры с шампанским, замерли шпажки с закусками, не донесённые до ртов.
Юный Кассиан повязал на голых плечах рубашку. Его грудь вздымалась от торопливой жажды и объятий молодой девушки, с которой он только что танцевал. Дон Эухенио закинул ногу на ногу за одиноким столиком, по-старомодному поддёрнув шёлковые брюки. Он наблюдал за действом отстранённо, храня торжественность, что присуща обеспеченной старости. Ла Бока лежала на могучем плече чиновника-креола из Режины, который был здесь потому, что соглашался закрывать глаза на эксплуатацию национального парка лодками и вертолётами Паскаля. Школьница тихо стонала в такт поцелуям, а под водой рука мужчины уже скользила между её загорелых худых бедер.
Ла Бока не была здесь единственной из себе подобных. Кокаин и секс текут в жилах южных праздников. Им необходимы девчонки и юноши, готовые на всё за пару зелёных бумажек. Жажда жизни среди унылой череды дней, поиск лёгких денег и невинных приключений влекли к Паскалю и таким, как он, прожигателей жизни со всей Гвианы — и опытных, и только встающих на путь гламура. Они демонстрировали подтянутые животы с искрами стразов в пупке, азартный блеск глаз и невесомые купальники. Большая часть предпочла бы, чтобы музыка вернулась. В тишине слишком ярким становился прожектор, рискующий круги на чёрной речной воде. И слишком ясно вставало осознание полного одиночества в бескрайней ночной сельве.
Десятки других стояли в саду среди пальм, у бассейнов, у пирсов и на террасе. И все они слушали торжественную речь.
* * *
Ритмичными щелчками мышки Жан Морье прогонял зеленоватые ракурсы камер по старенькому монитору «Самсунг» с диагональю в двадцать четыре дюйма. Некоторое время назад на пункт видеонаблюдения заглянула Ани, но охранник выгнал её с грубой руганью. Она, конечно, надулась, но Жан плевать хотел. Потухнет и вернётся, не платиновая. Всё равно смена в этой дыре заканчивалась только через пятнадцать дней, и эти две недели Ани могла трахаться или с ним, или с Джакомо. Все остальные выглядели такими страшными гориллами, что к ним и на милю не захочется подходить. Ха-ха, одна проблема: Джакомо предпочитал кухарку. Простой выбор. Был, конечно, ещё Клод, клоун с ледяными глазами, но с этим парнем предпочитали не связываться. Клод водился с шефом. Таким плевать на горничных, и горничные сами это понимали. Так что пусть дуется, пока не лопнет — после смены Морье планировал усердно и долго объяснять Ани, насколько она ошиблась. Парень сально ухмылялся при этих мыслях, чувствуя себя хозяином жизни. Недавний инцидент с текилой почти забылся. Ещё бы вентилятор скрипел потише, да рубашка не липла к спине как мокрое полотенце…
Ленивый щелчок изменил изображение холла на следующее. Жан не обратил внимания на то, что привычный пост Шарля у дверей на террасу пустует. Хозяину жизни не к лицу замечать подобные мелочи, не так ли?
Вместо этого он игрался с камерой в саду, которая была нацелена на большой бассейн. Полураздетая смазливая тёлка извивалась в руках у какого-то борова в мокрой гавайке. Играя бровями, Жан приблизил изображение и перевёл рацию на второй резервный канал:
— Парни, гляньте на правый бассейн. Как думаете, она кончит при всех?
Четверо охранников в разных концах сада одновременно улыбнулись.
* * *
Над крышей клацнул звук металла, скребущего металл. С этим звуком округлый патрон 7.62х51 НАТО запирается в стволе многоцелевой французской винтовки FR F2 производства «Гиат Индастриз».
Прикрыв свободный глаз, чтобы защитить сетчатку от ослепления, Клод не отрывал прицел от пятна прожектора, скользящего по реке. На самом деле, снайпер целился не в сам световой луч, это было бессмысленно. Но избыток остаточного света позволял лучше просматривать монолитные заросли у берега через ночной прицел. За сад Клод не переживал — если кому-то и удалось пронести в толпу оружие, это быстрее заметят бойцы на площадке, чем он. Заботой Клода была река. Проклятая река, которая мешала им все карты. Но босс наотрез отказался выступать дома, обозвав своих охранников обоссанными крысами. Клод не сомневался, что Математик Паскаль черпает красноречие из того же рога изобилия, что и лейтенант Торрес. «Может быть, они даже делят его на двоих», — хмыкал про себя Клод. — «Ну, если понимаете, о чём я». Впрочем, по мнению Клода, Паскаль мог хоть визжать как свинья, лишь бы платил.
Клод, например, любил, когда ему платят. И не любил плохо сделанную работу.
— Сделай поворот медленнее, — приказал он пулемётчику на третьем канале. — Мне нужен осмысленный обзор.