Генри пытался согреть руки, но пальцам несмотря на старания чертовски холодно, особенно крайним фалангам. Казалось под ногти загнали с десяток иголок. Еще было муторно, наверное самое точное слово, описывающее нынешнее состояние капитана: тупая головная боль, непонятный мандраж, словно холод давно уже забрался внутрь тела, боль в мышцах и этот мерзкий комок во рту, как раз там где соединяется нос и горло.
Уайт отдал бы многое за стакан горячего чая, прямо сейчас. Однако еще больше он бы отдал за то, чтобы тот огромный каменный говнюк ступил бы в другое место или пошел бы другой дорогой вовсе. Уже ничего не изменить, это факт, но мыслей не унять, порой, тем более, когда кроме того чтобы думать и прокручивать тот момент раз за разом, делать-то особо и нечего. Идешь, вяло переставляя ноги, внимательно следя чтобы не шарахнутсья в пропасть, а перед глазами опять "все" заново.
Наконец Генри воссоединился со всеми остальными. Он думал что говорить, ведь говорить нужно что-то было. Но вот ведь незадача: слова упорным образом отказывались складывать в удобоваримые выражения. Усталость и моральный груз давали о себе знать.
– Мы немного отдохнем и двинемся дальше. - глухо сказал Уайт. - Если кто-то хочет высказаться, то лучше это сделать, мне кажется, до того как мы выдвинемся в путь.