Бьётся сердце в груди. Гулко ухает. Страшно. Страшно одному, вот так стоять. Песня в глотке застряла. Переломанная куча тряпья вместо человека. Красное и немного белого. Кости. Оранжевое. И красное. Дождь. Капли. Голова относительно цела, и старик смотрит немигающим взором наверх. Видно как капли бьются о глазное яблоко. Одно. Второе вылетело от удара медвежьей лапой. Два медведя, каждый из которых больше Дамира раз десять дерутся над остывающим телом старика. Вопль леса, исполненный разочарования. Дамир моргнул. И зажмурился. За себя и старика. Последнее что может один пока-ещё-человек сделать для другого, ещё-человека, мёртвого и старого.
Ром поднял руки к лицу, чуть дрожащие от пережитого страха. И увидел. Мех. Прекрасный, белый и оранжевый. Как раз под цвет робы. Аккуратные подушечки. Кошачьи. Только очень большие. И коготь. Дамир развернулся, и повинуясь древнейшему инстинкту припустил прочь. Прочь от медведя, с хрустом пожирающего плоть людскую..или бывшую когда-то людской. Ягоды придали сил истощённому цыгану, но ненадолго. Отчаянный спринт куда-то. В никуда. Слишком страшно. Слишком больно и непривычно. Слишком многое произошло. Сердце глухо бухает у горла. Воздух с хриплым присвистом врывается в лёгкие.
Надолго цыгана не хватило. Он свалился у дерева, прямо в лужу с грязью. Замер, дыша как загнанная лошадь, и ощущая себя так же. Бока ещё терзали шпоры страха, но медвежье пиршество уже было не слыхать. Дыхание с нехорошим хрипом врывалось в грудь, и дождь барабанил по рому, стоящему на четвереньках, со страхом смотрящему в неспокойную гладь воды. А вдруг оттуда глянет кошачья морда?
Память будто размыло дождём. Чёрные колёса, серая вода, нет больше ничего. Ром опёрся одной лапой на дерево. Кажется, молодой дубок. Уцепился, с непривычным усилием цепляясь паль...когтями. Не пристало гордому..Дамир, нахмурился и рывком поднялся. На коре дуба осталось четыре борозды. Он не помнил, кем он был, однако немножечко гордости у него всё же осталось. Поэтому он поднялся. И едва не снял с себя скальп. Когти-с.
- Бастэр.* - слово слетело с языка. Своё слово, родное. А другие? Которые значили то же? Исчезли, ушли. Измаравшийся в грязи ром уставился в небо. Поднял лапу - правую. Стряхнул с ветки водицы себе в рот, голод немного приглушить, да и пить хотелось. Одноязыким стал цыган, певший раньше на многих языках. Теперь только на одном. Может песня-другая нашлась бы в его голове - но как это, петь не понимаю слов?
- Ох, морэ..**- цыган поднял глаза вверх. Уставился в небо. Серое небо стекало в глаза. - Калорай ронга..Мэ на рапирава!*** - таковы были слова цыгана обращённые в небеса. Одно хорошо. Лес не отнял у него голос. Пока не отнял. И стоял так цыган, слушая дождь, пытаясь достучаться до того себя, что был раньше. А вокруг шумел дождь, и лес пел свою осеннюю, зябкую песню.
-Сар мэ карэл ле же?**** - спросил себя цыган с горечью, и покрутил кистями. Надо выбраться. Решимость зрела внутри, пока озябший ром не чихнул, и встряхнувшись пошёл. Вперёд, куда глаза глядят. Один чёрт, заплутал. Живот вновь заурчал свою голодную песнь. Хотелось..жрать. Той калины, что он ел до встречи с медведями определённо было мало.