- Мы не... - начал было Даниэль возмущенную отповедь, но осекся, ощутив на плече неожиданно тяжелую ладонь Анхелики. Что он хотел сказать? "Не называем это так"? Какая разница, название не меняло сути. То, что многие в монастыри уходили по велению сердца, тоже ничего не меняло для тех, кого туда ссылали силой. Сам-то он как оказался так далеко от благословенной Бретани, на выжженной иберийской земле? Веление сердца? А только ли?
Сабир во многом был прав, и эта правота злила.
- Женщина волею Всевышнего нуждается в защите и опеке! - не удержался рыцарь, - И нося дитя под сердцем, и заботясь о нем после рождения... Призвание мужчины ее защищать!
Юноша и сам понимал, насколько слабы его аргументы. Защищать не значило "распоряжаться судьбой". К тому же одна из женщин сейчас надежно прижимала его к стене, всего лишь упершись рукой в грудь.
- Я уже выкупил ее. - в неожиданно тихом голосе Данни были слышны едва уловимые нотки рыка, - сталью и кровью. Не для того, чтобы ее судьбу решал тот, кто ее бросил.
Даниэль снова накрыл Ладонь Анхелики своей, показывая ей, что все пока в порядке, и потом и взял ее руку в свою. Нахмурился, пытаясь понять, о чем говорила его Донья, и еще помрачнел, когда понял, что значил ее шепот. Выбор. Он был как никогда тяжелым в этот раз. Ночь. Проклятье и свобода. Господь же учил смирению. А сам он... Сам он только что решил дать девушке свободу. Рыцарь прикрыл глаза и сглотнул. Перед его внутренним взором снова стояла хрупкая девичья фигурка в диковинных одеждах, сжимавшая в руке кинжал, и отблески пламени плясали на его лезвии. Он знал, что она выберет.
- Это должна быть ее добрая воля. - тихо ответил он Анхелике. Не важно чего хочу для нее я. Важно чего захочет она.