Эхуд шел по полю бойни, а на глаза наворачивались слезы. Как так? Так же хорошо все было с утра, и тут... Прощайте надежды с этим караваном доехать до города, там познакомиться с людьми, которых можно будет поднять на поиски отца. Кого встретил -- тех тотчас и растерял. Мысль, что многие из этих людей сейчас живы благодаря его заклинанию, врезавшемуся в самую гущу птиц, как-то не грела. А может, без этой мысли было бы и еще поганее на душе. Верблюды разбежались, ехать больше не на чем...
И тут взгляд упал на коврик с раненными. Как раз к этому готовил отец: маг отвечает за всех. К этому да не к этому, тогда казалось, что маг возлежит на ковре у мраморных ступеней фонтана, и в его обитель приносят раненых или страждущих. Как-то детали разительно отличались, но суть от этого не менялась.
И юноша, за неимением рядом рабыни, которая подала бы сушеный лепесток лотоса, вытереть благородный нос, громко шмыгул, втягивая сопли и вытерев рукавом, не замедляя шаг направился к ибн Кариму, с ходу припадая на одно колено и складывая руки в целительный треугольник, пока не удостоив ответом воина.
Пропетое сорванным голосом заклинание, но здесь важны не ноты, еще одно мгновение томительного ожидания. Очень долгое мгновение. Лишь увидев, как раны затягиваются, не отводя взгляда Эхуд ответил воину:
-- Соберите всех раненных в одном месте. Если их осталось больше троих -- перевяжите кого как сможете, меня на всех не хватит. Кто здоров и на ногах -- пошлите привести разбежавшихся скотов, возможно, не всех съели.
Песнь Надежды не думал, как и с кем он говорит -- он говорил как думал. И не смотрел на тех с кем говорит -- сейчас он уже прикидывал, кем из раненных заняться в первую очередь. Кровотечения требуют немедленного вмешательства.