— Но как...
Только это и сказал Бенджамин. Больше он ничего не сказал, в растерянности сжимая прекрасный цилиндр. Дорогой, старинной работы, изготовленный ещё из войлока на бобровой шерсти, а не из современного шёлкового плюша. Такие цилиндры давно уже не в ходу. По крайней мере, скромный и порядочный лодочник не готов позволить себе такие на шумном рынке у Петтикоат-лейн. Но казалось, что в эту секунду на свете не сыщется ничего более лондонского, чем чёрный лондонский цилиндр. Синеватый свет зябкого октябрьского рассвета неторопливо вполз под низкие своды «Трёх корон», и второй день октября вдруг также показался Бенджамину настолько правильным, насколько может показаться двойка, следующая за единицей.
Большой стол в середине зала, за которым сидели карточные игроки, давно пустовал. Но Бенджамин Паркер как наяву видел за ним седоусого джентльмена, весьма похожего на постаревшего барона Чаннинга. И цилиндр... лодочник в ещё большем недоумении оставил было находку, затем снова взял и бережно прижал к груди. Всё смешалось в его голове: и он уже не знал, как будет здороваться с мистером Уотсоном и как объяснять ему, что во сне похитил полицейскую лодку, собаку и даже самого настоящего полицейского инспектора. И как же теперь найти таинственного сэра Бенджамина, чтобы вернуть ему цилиндр? И как же...
О! О да! С последней мыслью сердце Бенджамина Паркера забилось и запело словно африканская птица. Лодочник с обезображенной ударом бревна бровью, в заношенном сюртуке и с газетой, вдруг рассмеялся как ребёнок. Как бы ни воспринял его визит врач мистер Кроуфорд, Бенджамин уже знал: пусть не сегодня или не завтра, но однажды он обязательно проверит, было ли очаровательное молодое видение призраком из его ночных снов.
Расплатившись с Генри, Паркер с лёгкой душой шагнул было в утренний туман, но задержался на пороге:
— Генри, один вопрос! Не позабыли ли у вас и зонт?..