Просмотр сообщения в игре «Невероятная история Бенджамина Паркера»

      Верно говорят: порой дела в викторианском Лондоне встают с ног на голову да так и идут. Обескураженный, но довольный случившейся рокировкой Бенджамин немедленно принял вёсла и подал инспектору руку.

      — Пожалуйте к нам, мистер Уотсон! Если вы останетесь во второй лодке, течение унесёт вас до самого Вулвича.

      Что-то неразборчиво буркнув, полицейский отмахнулся от протянутой руки и ловко перескочил из одной шлюпки в другую. Он устроился на скамье рядом с Бенджамином, не обратив внимания на то, что старичок подвинулся, освободив ему место на носу. По-видимому, констебль опасался и пиратских замашек лорда Ковентри, и предательства большой чёрной собаки. Что же, никто не виноват в том, что Бенджамин много часов наплавал вместе с мистером Пилем. Большой пёс лаем подавал указания о замеченном в воде человеке, а во времена Великого Зловония отказывался заходить в лодки, отчего едва не половина состава блэкволльской станции хором уговаривала эту помесь дворняги и мастифа всё-таки вылезти из конуры.

      «Хороший пёс», — еле слышно прошептал Паркер, подхватив со дна канат. Им он обмотал форштевень оставленной Уотсоном лодки, взяв её на буксир, и в таком виде процессия тронулась наперекор течению.

      Грести поперёк Темзы, ведя в кильватере вторую лодку, оказалось чудовищно сложно. Но Паркер трудился усердно, закатав до локтей рукава сюртука. С дружным плеском вёсла врезались в грязную воду, к востоку от столицы приобретавшую до неприязни вязкую консистенцию. Все помои огромной имперской клоаки, известной как Большой Лондон, дружно стремились сюда вниз по течению. Бенджамину не хотелось и думать, как справляются с такой водой жители Вулвича, Дартфорда или, скажем, пастушьей деревушки Бельведер в пяти милях отсюда. Или же откуда берёт воду, которой снабжает уличные колодцы, Водопроводная компания восточного Лондона. Едва успевая утирать пот, Бенджамин взглянул налево. В первую секунду ему показалось, что они не сдвинулись и на ярд, но потом он понял, что сквозь туман и дождливую ночь проступают огни, горящие на реях мачт торговых кораблей.

      Вслед за временем — уж который раз наступало без четверти полночь! — пространство тоже сделало круг. Правда, вполне объяснимый. Лодка двигалась мимо тех же мест, где недавно мистеры Паркеры проезжали в кэбе.

      — Что вы хохочете? — с недоумением спросил сэр Ковентри.
      — А, пустое, — лодочник и правда гортанно смеялся в перерывах между вздохами. — Просто думаю о бедолаге кэбмене, которому мы не выплатили сальдо за поездку. Вы только подумаете, какие у него стали глаза!
      — Подлые люди... — проворчал инспектор Уотсон. — Жизнь кучера весьма нелегка. Они получают не более пяти пенсов за милю. Вы хотя бы представляете, как жить на такие деньги?
      — А подумайте о лошадях! — возмутился старичок, надвигая цилиндр пониже, чтобы защититься от брызг. Его поля почти касались ушей сэра Ковентри, сделав нахохлившегося джентльмена похожим на какое-нибудь египетское изваяние.
      — Боже мой, о лошадях, — продолжал ворчать Уотсон. — Два миллиона и четыреста тысяч человек популяции. Триста тысяч домов, едва не треть от которых страдает то от холеры, то от бедности, то от воров. А вы предлагаете размышления о лошадях?
      — Ни один англичанин не встречает большей несправедливости, чем храбрая английская лошадь, — возразил сэр Ковентри. — Особенно в Лондоне.
      — В этой лодке что, вот-вот откроется общество защиты животных? — возопил инспектор.
      Мистер Пиль довольно заворчал, положив слюнявую морду на колени Бенджамина. Инспектор только вздохнул. А Паркер продолжал смеяться, черпая так силы, чтобы продолжать греблю.

      Лодка шла мимо соединительного бассейна между огромными рукотворными озёрами: импортным и экспортным доками Вест-Индия. Эти доки, занимавшие львиную часть шейки Собачьего острова, были созданы в первые годы девятнадцатого века, а их движение представляло собою сложный концерт. Суда входили в доки через ворота Блэкволла или Лаймхауса, из которых попадали в своеобразный «предбанник», где могли найти укрытие от непогоды, а заодно не мешать движению кораблей по Темзе. Там же на борт нередко понимались таможенные чиновники. Затем корабль входил в сам док — просторный рейд, окольцованный квадратом складов и пирсов. Круговорот кораблей прекращался только в самые тёмные ночи, когда шкипер не мог провести корабль между каменных волноломов. Поэтому сейчас левый берег Темзы становился похож на сумрачный лес, где чередовались деревья-мачты и кроны из собранных под многочисленными реями парусов. Именно там совсем недавно (или только что?) проехал их кэб, чтобы доставить Паркеров к станции речной полиции.

      Правый борт оставался погружённым во тьму. Ни один фонарь не освещал болотистые берега Баксби. Стылый осенний ветер ерошил облетающие деревья, заставляя их недобро ворчать в облаках влажного тумана. Чем дольше взгляд всматривался в серую дымку над водой, где исчез призрак, тем яснее, страшнее и нагляднее проступал контраст между индустриальным портом левого берега и первобытной Британией правого. И пусть разум напоминал, что всего в паре миль южнее шумят фабрики и кузни Восточного Гринвича, что упирается краснокирпичным рылом в самую воду Королевский госпиталь для моряков и морских ветеранов... ничто не выдавало присутствия человека в этом месте. Хмурой сыростью тянуло с болот и вновь принялся накрапывать дождь.

      — В такую погоду добрый хозяин и пса на двор не выставит, — назидательно заметил из-под цилиндра сэр Ковентри.
      — Вы не представляете, чего только не повидал этот пёс... — мышцы ныли, но Бенджамин с удовольствием налегал на вёсла, уже чувствуя, что сила течения смолкает: они преодолели стремнину. Переправа на правый берег почти завершилась.

      Осталось позади море кирпичей и шифера, которые наслаивались друг на друга в лихорадочной свистопляске. Скрылся лабиринт переломанных переулков и улиц, словно побитых палками ночных разбойников. В сырую тень канули ворота импортно-экспортных доков. Сама ночь пыталась стереть Столицу Мира с лица земли. Но никто не умел так сопротивляться забвению, как Лондон. Вглядываясь в горизонт, где Темза опять делала резкий поворот, чтобы уже без помех нести воды к далёкому морю, Паркер замечал новые цепочки огней. Однако жалким и неубедительным казался их свет. И поверить в существование ещё одного порта — достаточно маленького по отношению к предыдущему — было почти невозможно. Тем не менее, если бы Бенджамин бросил вёсла, река вынесла бы лодку к следующей паре «индийских» доков. Бдительный адепт колониальной истории сообразил бы, что речь идёт уже об Ист-Индских доках, открытых Актом Парламента от 1803 года. К сожалению, колонизация Индий шла успешнее, чем колонизация графства Эссекс. За исключением доков и подведённой к ним железнодорожной линии (потому что ни одна храбрая английская лошадь не желала пускаться в такую даль) предприимчивый столичный капитал ничего не возвёл впереди. И огни, которые то и дело пропадали в дожде, стали для путников последними пятами света. Таким образом, путь Паркеров, мистера Пиля и инспектора обрывался у невидимой городской черты.