Впрочем, этот лодочник оказался не лучше и не хуже других. Как и кэбмены, рулевые Темзы делят одно лицо на всех и меняются разве только судами, чередуя вереницы сцепленных барж и коптящие вельботы. Никого из них не выделишь в толчее пристаней Лавендер-Док или у пирсов Лаймхауса: всегда брезентовая куртка, всегда затрапезный вид. Мистер Кроуфорд бы и не выделил, если бы не указание старого товарища — поэтому шесть пенсов перекочевали из рук в руки и прогулка началась.
Как выражаются флотские лейтенанты, каждый третий лодочник отдаст левое яйцо, чтобы усадить в свою лодку хорошенькую мисс. Для них, то есть лодочников, а не хорошеньких мисс, настали трудные времена. Хотя не сказать, чтобы хорошеньким мисс в Лондоне жилось сильно лучше — холера не делает различий в наружности и достоинствах тех, кого пожелает отравить. Недаром добрая половина особняков Белгравии стояла пустой: спасаясь от «зелёного августа», цвет общества бежал из столицы сломя голову. А скромному лондонцу, ясное дело, бежать некуда. Вот и приходилось терпеть век, в который уважаемые врачи предпочитают путешествовать пароходами, а хорошенькие мисс мелькают разве что в иллюминаторах носовых кают.
Поэтому — да, сэр, именно поэтому — сегодня у Бенджамина Паркера выдался славный денёк.
Бенджамин не выдал радости от приятных пассажиров. Он молча подал руку, помогая мисс Кроуфорд переступить щель жёлтой воды между пристанью и качающимся бортом, и так же молча повёл лодку к стремнине. На сухой линии губ пряталась улыбка: хороший день, хороший ветер, изящный силуэт на скамье перед ним — чего ещё прикажете пожелать от такой пятницы? На первых порах участие мистера Паркера в беседе и не требовалось. Солидный врач не прекращал вещать то о погоде, то о предстоящем выезде, а на остреньком лице его дочери мелькал тщательно сдерживаемый возглас «Хватит!». Едва слушая отцовские поучения, девушка вцепилась обеими ладонями в лодочный борт. Затаив дыхание, она вглядывалась в уродливую линию строений, спускавшихся к реке со всех сторон. Ровный строй пакгаузов краснел на востоке, переходя в череду длинных пристаней у излучины Собачьего острова. Над чёрно-красным пейзажем северного берега вздымался Тауэр: огромная крепость с квадратным донжоном. За ним к недоброму небу поднимались купола Святого Павла и грузовые краны в доке Святой Катерины — два равнозначных по святости, но диаметрально разных по назначению места.
Но никакой Тауэр, никакие купола не шли в сравнение с десятками и сотнями жирных дымов. Лондон извергал смрад открыто, не таясь, как вульгарная актриса дешёвого театра демонстрирует нарочито яркие панталоны. Он чадил и задыхался в своём же чаду, мешая чёрную копоть с набрякшими дождём тучами. И в ледяном ветре, который язвил кожу не хуже огня, прокатывалось над долиной Темзы слитное биение жестяных сердец. Тысячи крыш. Десятки шпилей. Миллионы людей. Где-то в туманной дали прятались готические стены Дома Хартий и пышные бульвары Вестминстера с его знаменитым аббатством. Но стоило обернуть взгляд на юг, и voila! — глаза упирались в покосившиеся дощатые бараки, самострои Саутварка, сельские поля Ламбета.
Захватывающе, ничего не скажешь. Тот, кому довелось увидеть Лондон с реки, а не из тесноты родных улиц, редко забывает это зрелище. Сам Бенджамин Паркер впервые открыл для себя лицо города молодым юношей. Тогда он, моряк в синем бушлате, стоял на палубе торговой шхуны, идущей в Па-де-Кале. Тогда он увидел город, из которого мечтал бежать, и вновь полюбил его: кирпичного и уродливого, большого и грязного, каким был Лондон в царствие королевы Виктории.
Если же отказаться от высокого слога, то река напоминала Бенджамину Паркеру свиную колбасу, туго перетянутую бечёвками-мостами. Или толстую гусеницу, поделенную на «сегменты» тела всё теми же мостами. А вообще, он даже название её не всегда помнил. Темза стала для людей его профессии настолько очевидной и привычной, что многие лодочники вообще не пользовались, собственно, словом Темза.
— Столько строительства! — невпопад вздохнула мисс Кроуфорд, перебив речь отца.
— А затем... прошу прощения, моя дорогая? — кашлянув, врач завертел головой, будто только сейчас осознал, где находится, и заметил окружающий пейзаж. — Да-да, весьма неплохо.
— Что они строят на реке? — перчатка девушки вытянулась над его плечом.
— Мосты, разумеется, — нетерпеливо отмахнулся мистер Кроуфорд, явно желая вернуться к прерванному разговору.
Но Бенджамин хорошо видел со своего места, как хочется юной леди узнать больше.
— А вон там?
Теперь её палец указывал на две опутанные лесами опоры, поднимавшиеся из воды посреди столпотворения строительных плотов и лодок.
— Они расширяют тоннель, — негромко сказал мистер Паркер и смущённо улыбнулся, показывая, что не желал прерывать беседу.
— Тоннель?! — воскликнула Кроуфорд.
— Тоннель под Темзой, да, мэм. А если бы мы отправились к западу, вы увидели бы и более впечатляющее строительство.
— Другой тоннель? — мисс Кроуфорд живо обернулась к нему, смерив неказистого лодочника новым, заинтересованным взглядом.
— Никак нет, мэм. Там строится мост Виктории. Это первый железнодорожный мост. Первый в Лондоне, я имею в виду.
— Впечатляюще! — пассажирка рассмеялась. — А вы, наверное, не раз его видели?
Бенджамин пожал плечами, не стараясь утвердиться в беседе. Но девушке, по всей видимости, так требовалось спасение от взысканий отца, что она не отставала.
— А вот и Тауэр, не так ли?
Мистер Паркер кивнул и, смилостивившись, пустился в рассказ. Он указал на низкий каменный мост, поднявшийся над водой на могучих арчатых пролётах. Река под ними гулко шумела, будто ныряя к потаённому в черноте водовороту.
— Старый Лондонский мост, вы видите его кузена впереди, взорвали в тридцать втором. Тогда здесь тоже много строили.
— Бог мой, зачем?
— Дешевле стало построить новый. У рек Лондона богатая история, мисс Кроуфорд. И если вы желаете знать её всю, вам следует читать её в строках мостов. Эпидемии, казни, проклятия — всё это есть в мостах Лондона.
Леди повернулась на скамье, окончательно усевшись вполоборота к новому собеседнику.
— Поэтичное выражение... — она скромно улыбнулась.
— Поэзия уместна, может быть, на мосту Ватерлоо.
— Почему именно там?
— Известно ли вам, что его также именуют Мостом Вздохов?
— А почему? — повторила пассажирка. — Такое романтичное название...
— Он известен как мост самоубийц, мисс Кроуфорд, — откликнулся Бенджамин, вглядываясь в приближающуюся крепость.
Врач в ярости воззрился на рулевого, без слов обвиняя его в крайней степени бестактности. Но мисс Кроуфорд только кивнула, принимая к сведению.
Через несколько минут лодка благополучно миновала тёмный тоннель, пахнущий сыростью и наполненный громом копыт над головами. Будучи едва ли не самой оживлённой среди столичных переправ, Лондонский мост пропускал несколько тысяч пешеходов и наездников в час, отчего в его наземном устье регулярно скапливались пробки из карет, а в речном створе — из плотов, лодок и паровых катеров. Для последних, к счастью, было ещё не время.
Зыбкое солнце, ударившее в лица пассажиров, осветило строй каменных особняков вдоль реки, изрядно расцвеченный пятнами осенней листвы. Район Темпл, унаследовавший имя от старинной резиденции тамплиеров, пестрел не только часовнями и юридическими кабинетами, но также своими садами, спускавшимися к самой реке. Впрочем, великолепие садов сегодня оттеняли уродливые чёрные сваи, вбитые глубоко в ил. Прямо на их глаза строительный пароход поднял толстое бревно в клешнях крана, подводя его к маслянистой воде. С набережной к сваям тянули дощатые помосты, далеко выдававшиеся в реку. Русло Темзы, и так стиснутое каменной хваткой города, из-за этого сужалось здесь почти на треть.
— Это вряд ли мост... — заметила мисс Кроуфорд.
— Дались тебе эти мосты, дорогая! — с досадой воскликнул мистер Кроуфорд. — Боже правый, я словно путешествую с двумя инженерами.
Бенджамин расхохотался во весь голос, перепугав рахитичную утку поблизости.
— О нет, вам понравится эта история, доктор! Ведь у этой стройки преизрядно вонючие корни.
— Что? — врач сделал вид, что ослышался. — Простите, вы сказали, «вонючие»?
— Точно так и сказал, сэр, — всё ещё веселясь, хмыкнул Бенджамин. — Буквально намедни наш дорогой Парламент затеял грандиозное строительство огромной клоаки, на будущие насосные станции которой вы изъявили желание любоваться. Но в газетах, должно быть, не пишут, что все их прелести появятся нескоро — а первым делом появятся огромные подземные стоки.
— Я полагаю, эту тему мы оставим для другой компании, — строго отрезал мистер Кроуфорд.
— Ну папа! Мне интересно! Говорите! Что, что придумал Парламент?
— Помните, что я предлагал вам в начале разговора, мэм? — вопросом на вопрос ответил Паркер.
— Вы... — помолчав, девушка совсем по-ребячески помотала головой. — Нет. Не помню.
— Читайте в мостах, так я сказал.
— Но то, что я вижу, выглядит как леса для большой пристани, а не новый мост, — возразила мисс Кроуфорд.
— Это будущая набережная, — подняв вёсла из воды, Паркер указал одним из них на череду свай, уходившую к туманному силуэту часовой башни Биг-Бен вдалеке. — И очень длинная. Она строится благодаря гениальной идее проложить рядом с рекой большой тоннель, который, мол, уведёт городские нечистоты...
— Боже, о чём вы беседуете с детьми?! — простонал врач.
— ... к востоку, подальше от города. Вы, мистер Кроуфорд, должны не хуже меня знать, что это необходимо для борьбы с холерой, которая так тревожила нас последние пять лет. Или десять, не упомню.
— Вы что-то смыслите и в медицине? — едко возразил доктор. — Вот уж не знал, что мы нанимаем и историка, и архитектора, и хирурга...
— Простите, сэр, если чем-то задел вас, — мистер Паркер поубавил тон, — однако мы, благодаря вашим коллегам, теперь хорошо знаем, что холера живёт в воде.
Мисс Кроуфорд резко отдёрнулась от борта.
— Зачем же труба? — тихо спросила она, не отрывая глаз от мутных недр Темзы.
«Если бы вы знали, куда смотрите...» — неслышно вздохнул Бенджамин, но ответил совсем иное:
— Спасти нас. Под Лондоном течёт сеть подземных рек, которые мы называем потерянными реками. Тот, кто проектирует тоннели, использует их, чтобы бороться с миазмами болезни.
С почтением Бенджамин воззрился на исполинский размах строительства, мимо которого плыла лодка, медленно уносимая назад течением.
— О да, мисс, они хорошо знают своё дело. Трубы и подземные мосты откроют нам город-под-городом. Мосты, которые вы даже не заметите под брусчаткой улиц.
— Это звучит уже вовсе не романтично, мистер Паркер, а скорее тревожно.
Девушка взглянула на него в поисках утешения, но Бенджамин только улыбнулся и развёл руками. Он не мог поменять мир, который строили на их глазах.
* * *
Остаток пути прошёл в беседах об истории. Когда дело не касалось реки, Паркер не мог тягаться с блестящим образованием юной леди и почти ничего не мог добавить к её рассуждениям, которые отец то поддерживал, то с негодованием отвергал. Зато он перечислил все мосты Большой Темзы с запада на восток, по направлению течения: мосты Баттерси и Челси, строящийся мост Виктории, Ваксхолл-бридж и Вестминстерский мост, затем шаткий Хангерфорд-бридж, подвешенный над рекой на толстых стальных канатах по новейшей технологии. Далее шли старые мосты Ватерлоо и Блэкфрайарс, современный Саутварк-бридж с самым длинным стальным пролётом в мире, Лондонский мост у Тауэра и, наконец, давешний подводный тоннель. Далее к востоку, в районах лондонского Ист-Энда, мостов не имелось. Бедняки пользовались услугами паромщиков или лодочников, чтобы перебраться с берега на берег, что вряд ли добавляло им социального удовлетворения.
Бенджамин, чья брезентовая куртка успела намокнуть уже не от дождя, а от вёсельных брызг, высадил слегка обескураженных пассажиров там же, где подобрал — на пристани неподалёку от Тринити-сквер, где легко кликнуть кэб. Он думал, что доктор затаил на него злобу на испорченный разговор с дочерью, однако мистер Кроуфорд пожал его руку открыто и крепко. Поистине чудесный день. В такой день Бенджамин был не прочь ошибаться в людях в лучшую сторону, а потому решил, что прекрасным завершением поездки станет и вечер в «Трёх коронах».
Стало быть — паб «Три короны».