Что ни говори, но экипаж Иратуса состоял из простых людей. Они знали что делают неблагодарную работу, знали что многие не доживут до следующего порта, знали что офицеры живут куда лучше, и знали что мало кто имеет шанс дослужится хотя бы до старшины. При этом они считали данное положение дел естественным и в общем-то даже правильным — недаром каждый житель Империума воспитывается в духе, что он всего лишь винтик в огромном механизме, и не пристало маленькой детальке желать большего, а потому тем сильнее было удивление и воодушевление команды, когда сам лорд-капитан Иратуса вместе со своей свитой пришёл возглавить абордаж. Такое сошествие небожителей с мостика не могло не обрадовать людей — ведь Отто мог себе позволить отдавать приказы из относительной безопасности, но вместо этого он спустился вниз, собираясь подвергнуть свою жизнь такому же риску, как и любой матрос Иратуса.
Новость о том, что Отто фон Оберштейн спустился к экипажу расходилась словно круги по воде, поднимая боевой дух и заставляя абордажников сражаться в разы отважней и яростней — к радости от осознания, что капитан не боится запачкать руки, прибавлялось желание показать себя с лучшей стороны, ведь шансы на повышение в присутствии столь влиятельных лиц резко возрастали и упускать возможность выбиться в офицеры не хотел никто.
Благодаря тактически грамотным командам Вазова и воодушевляющему присутствию Оберштейна, абордажники Иратуса прошлись по фрегату, вырезая экипаж Светоносного с безжалостной эффективностью, несмотря на все трюки со стороны врагов — возможно будь Иратус одного класса с противником, у них было бы больше проблем, а так, захват фрегата был лишь вопросом времени. Тем более было похоже, что корабль всё-таки удастся вернуть в строй — внутри он так же напоминал имперское судно, как, в общем-то, и снаружи. Единственное что бросалось в глаза, это вязь из чёрных рун идущая по стенам коридоров, да общая неухоженность: грязь, липкая пыль и встречающиеся повсеместно пятна ржавчины.
Несмотря на относительно слабое сопротивление, абордаж не был прогулкой в парке, и обороняющиеся заставляли бойцов Иратуса платить кровью за каждый взятый отсек. Несколько раз приходилось вступать в бой и лично фон Оберштейну при поддержке своей свиты, однако благодаря опыту Корта и Ивендо получилось обойтись лишь тратой боеприпасов да парой отметин на панцирном нагруднике Отто. Теперь оставался последний рывок: пока остальные абордажники зачищали локальные очаги сопротивления, лорд-капитан Иратуса вёл своих лорд-лейтенантов на штурм непосредственно мостика, не желая чтобы сиволапые вояки беспорядочной пальбой повредили когитаторы или ненароком пристрелили капитана.
Предбанник ведущий на мостик походил скорее на ритуальную комнату, нежели на отсек боевого корабля: на довольно чистом полу был нарисован непонятный символ, явно не принадлежащий ни к хаосу неделимому, ни к одному из четвёрки божков, у стен стояли статуи каких-то непонятных личностей в робах Экклезиархии, а около тех — алтари с зажженными огнями.
И как только Отто со своей свитой вошёл внутрь этого предбанника, за ними поднялась завеса из клубящегося дыма, пройти через которую оказалось попросту невозможно. Однако до того как Лаура или Йорк смогли хотя бы попытаться установить природу этого барьера, двери на мостик разъехались в сторону, открывая такой же туманный барьер, из-за которого вышло четыре человека… в характерных, серо-чёрных латах стилизованных под скелет, с шлемами выполненными в виде черепа. Каждый из них был вооружен здоровенным клеймором, оставляющим за собой быстро растворяющийся в воздухе чёрный шлейф.
Немигающие, пустые глазницы череполиких воинов внимательно смотрели за вошедшими, словно ауспексы, отслеживая каждое их движение. На мгновение в помещении повисла абсолютная тишина.