КАРЬЕРЛето, ночь
Где-то в Средней Полосе
+12 °C
«Сейко» на запястье показывали 03:21, а это значило, что Ире удалось пережить второй день. Узкий топчан вытянулся у стены вагона-бытовки, на скорую руку обшитой картоном. В метре над головой темнел потолок: даже невысокой Ире помещение казалось слишком маленьким. На стенах проступали белые прямоугольники рабочих графиков, оборвавшиеся много лет назад. Строки фамилий, часы, комментарии. Сначала их было много: «Строймонтаж» отрядил сюда целую артель. Затем — всё меньше и меньше, пока, в один день, молчаливая летопись прораба не оборвалась.
На стене висели несколько красно-белых спецовок, измазанных в окаменевшей глине. Маленький стол с парой ящиков был завален документами, в которых рылась Наира. При взгляде на её сухопарую фигуру, затянутую в длинную тёмно-багровую ветровку, и на ирокез из коротких розовых шипов, в памяти ожили минувшие события.
Разведчик Лазурь. Этот позывной носил высокий, нескладный парень с отчаянно вьющимися волосами. Он вёл группу, но Ира нашла его повесившимся на вершине мельницы.
Разведчик Блакит. Стриженный под машинку крепыш из промышленного города. Он ненавидел природу, и вряд ли умер в хорошем настроении, отстреливаясь у врезавшейся в магазинчик машины.
Разведчик Сольферино, кроваво-алый. Злая южная девушка, не слишком любившая работать в команде. Она прибыла по реке на одном из двух катеров «Строймонтажа». Той самой реке, которую пытался перекрыть Лазурь, когда отмечал на карте двести двадцатую высоту. Сейчас Наира просматривала картонные папки с общими журналами работ и актами сдачи-приёмки, подсвечивая маленьким ручным фонариком. Мелькали пыльные, прелые листы с машинописными строками.
Разведчик Жонкиль, нарциссово-жёлтый. Сдержанный подросток с модно сбритыми висками и аккуратной чёлкой набок. Бабушка смеялась, что в её времена такие причёски звались «под комсомольца», ну а теперь их делали в стильных парикмахерских. У Жонкиля были золотые волосы и быстрые глаза. Он пошёл к Старому Карьеру. Один.
Наконец, разведчик Индиго. Это она.
Ира слегка пошевелилась, и Наира тут же обернула фонарик в её сторону:
— Есть хуёвая новость, — произнёс гортанный голос с лёгким грассированием. — Ты всё ещё на этом свете. Я не думала, что выживешь именно ты.
Голова практически перестала болеть, хотя во рту стоял резкий медикаментозный вкус, а воспоминания о трудной ночи казались мучительными. Влажная одежда липла к телу. Но, по крайней мере, Ира была жива. На полу рядом с кроватью были сложены её клетчатая рубашка с оторванным рукавом и пистолет-пулемёт. Патронов к нему не осталось.