Прижавшись спиной к тёплой деревянной раме, Соколова взглянула на запястье. Круглый дисплей показывал без пятнадцати десять. 21:46:35. На одну-единственную секунду в порядке электронных цифр проступила арифметическая прелесть, отсутствие повторений. Именно эта секунда понадобилась Ире, чтобы вглядеться в цифры сквозь блики на сапфировом стекле, а затем пятёрка стала шестёркой, словно играя в салки с её взглядом, и красота композиции растаяла.
Девочка опустила руку, но цифры продолжали сиять в её голове. Тридцать шесть, тридцать семь, сорок... Когда-то их учили считалть секунды. Ира заучивала их бег как мантру аналогового века. В те далёкие дни не прекращавшийся ни на секунду отсчёт дарил ей странный покой. Без координат, за которые цепляется разум, человек охвачен паникой. Не зная, на что опереться, он не понимает, что следует делать. Лишённый точки отсчёта, он не способен понять, как выстраивать действие. Следствие остаётся без причины, у дыма пропадает огонь. Но стоит зафиксировать хотя бы одну ось — и появляется ориентир. Постоянство в вечном хаосе снов.
А казалось бы — всего-то электронные часы на руке. Браслет из чёрной резины и ударопрочное стекло, которое меняют в каждом торговом молле. Монахи двадцать первого века читают свои молитвы.
Положив ладонь под цевье «Штейра», Ира отвела стволом игривую занавеску и выглянула за окно.
Чудовище стояло на дороге в метро-секунде от изгороди. Огромное, но ущербно-костлявое, как изголодавшийся с зимы медведь. Оно опиралось на четыре длинные лапы, низко наклонив узкую голову с проплешинами гниющих язв. Там, где у собак или медведей лоб переходит в уши, бугрились плотные костяные наросты, покрытые неровной шкурой. Несмотря на свои габариты, монстр не особенно бросался в глаза. Он стоял на жёлтой глиняной дороге, а заходящее солнце делало его бурую шерсть почти невидимой в рыже-золотом фоне леса. К сомнительному счастью Иры, вдоль дальней обочины клубился пышный зелёный кустарник, поэтому Соколова могла ясно рассмотреть угловатый и мерзкий силуэт. Холка уродливого зверя поднималось куда выше опущенного лба: тот словно готовился прыгать или ловил изодранными ноздрями стелющийся по земле запах человека. Лохмотья шкуры свисали с боков, чем-то напомнив вдруг сырые дачные обои. С почерневших зубов капала тянучая слюна, имевшая нехороший багровый цвет. Бешеная и лихорадочная готовность читалась в замершей твари.
Между затаившейся у окна Ирой и монстром лежало около тридцати шагов высокой травы. Чуть левее покачивался гамак, привязанный к стволам двух маленьких берёз. Одомашненные деревья казались милыми и чуточку неуместными среди лесных великанов, словно пижамные шаровары под сюртуком. Да и куда им, если само солнце царапало брюхо о верхушки исполинских сосен, окруживших участок широким кольцом.
На веранде тяжко заскрипела доска, прогибаясь под немалым весом.