Просмотр сообщения в игре «За чертой»

ссылка

За чертой Светило всегда ярче, чем в её пределах. Так вам рассказывали старшие. А сейчас и того хуже, потому что единственным источником света вам служит костёр: крепкое, могучее сердце племени. Никогда вы ещё не подбирались к нему так близко. У самого пламени дозволено сидеть только вождю, шаману и лучшим добытчикам; а ваши руки ещё слишком коротки, чтобы утащить с собой целую пригоршню плодов, ваши ноги слишком слабы, чтобы угнаться за Древним, и сами вы — только-только готовитесь стать взрослыми.

Но уже скоро.

— Скоро, — говорит вождь, отгоняя собратьев-охотников от костра. Те покорно уступают вам место.

Трава мягкая. Вождь следит за тем, чтобы каждый из вас лёг на спину и коснулся затылком тёплой земли — так, чтобы многочисленные глаза Светила смотрели на вас с высоты. Они действительно смотрят. Так всегда начинаются ритуал — об этом вам тоже говорили.

Ритуал — он всегда перед испытанием, и после него тоже. Четверо ложатся вокруг костра, совсем близко, в самом сердечнике племени, и спят до утра. В первый раз им снятся одни сны, детские, а потом — совсем другие. Но рассказывать об этом нельзя. Сны — великая тайна.

Сегодня всё племя поёт вам колыбельную. Шершавые ладони отбивают ритм по земле, топчут траву, ведут за собой остальных. Тихий голос становится громче, взвивается ввысь вместе с сердечником-пламенем, посылает мурашки вниз по вашим спинам. Сегодня нет на свете никого важнее вас.

— Йарру, — искрится уголёк в костре.

— Тишь, — шелестят перья в волосах шамана.

— Тернэ, — стучат о землю наконечники копий.

— Венге, — воет ветер далёким эхом.

А потом, наконец, приходят они.

Сны.


Йарру

Огонь лижет твою щёку длинным, горячим языком, но ты знаешь: подниматься нельзя. Даже если на какую-то долю секунды жар становится нестерпимым, ты всё равно держишься. Как бы невзначай касаешься прохладного амулета на груди. Сопишь, поджимая пальцы ног. Вслушиваешься в песню племени, чтобы отвлечься. И засыпаешь — одним из последних.

* * *

— Бейся, — говорит тебе отец. У него большие губы, большие кулаки, большой подбородок — и голос тоже как будто бы очень-очень большой. Больше обычного.

— Бейся, — повторяет он.

Перед тобой человек. Нет, страж. Нет, не человек и не страж — что-то другое. Тьфу, глупости... Человек. И выглядит по-человечески: повыше тебя, покрепче, с тронутыми Светилом плечами и жаркой уверенностью в глазах. Тянет к тебе руки, сверкает свирепым оскалом. Отец хочет, чтобы вы бились — и это, видно, какая-то проверка. Братья рядом склоняют головы, настороженно ждут. Отец хмурит брови. Большие, косматые.

А ты... Ты совершенно не знаешь, что делать.


Тишь

Племя звучит, костёр полыхает, тысячи очей Светила смотрят на тебя в вышине, но ты никак не можешь заснуть. Почему — не знаешь. Ты специально бодрствовал последние ночи, повторяя наставления учителя перед испытанием, но сейчас сомкнуть глаза почему-то не удаётся. Слишком жарко. Вдыхаешь множество запахов: гарь под костром-сердечником, пот чужих тел, терпкий травянистый аромат как будто из ниоткуда, запах пламени, запах знакомых, запах их песни...

Жарко.

Неожиданно прохладная ладонь ложится тебе на лоб: ладонь знакомая, морщинистая. Учитель касается горячей кожи своими спокойными пальцами и вкладывает что-то в твою ладонь. Что-то холодное. А потом шепчет — только это и позволяет тебе заснуть.

* * *

Узнаёшь в щуплом мальчишке Йарру, в нависающей над ним фигуре — вождя. А того, кто стоит напротив них, не узнаёшь. Он страшен: заросшее шерстью лицо, толстые лапы, крепкие зубы, и каждый — шириной с твою собственную ладонь, не меньше. Боишься.

— Помоги ему победить, — шепчет голос учителя совсем рядом. Ты знаешь, что спишь, но указание исходит от настоящего шамана. От того, что дал тебе прохладу и помог погрузиться в сон.

— Спой ему яростную песнь, — говорит он снова.

Ты знаешь все песни на свете.


Тернэ

У костра тепло. Ночами ты иногда замерзаешь, но сейчас всё в порядке. И племя поёт специально для тебя, и присутствие остальных ощущается почти кожей. Твои ступни смотрят в макушку Йарру, а позади шуршат в траве пятки Венге. Чувствуешь покой. Чувствуешь усталость.

Чувствуешь дом.

* * *

А потом всё вдруг застывает и темнеет. Ни света костра, ни песни соплеменников — ничего. Только тёмная чаща — одна из тех, что виднелись иногда за чертой — и ты посреди неё. Один.

А тот, другой, догоняет.

Ты точно не знаешь, кто он. Страшный — да. Опасный — тоже. Иной. Такой, с каким тебе пока не совладать. Молодые стражи любили хвастать, но ты не из таких, ты точно знаешь, когда противнику лучше уступить. Остальные обозвали бы тебя трусом за такие мысли.

А может, Тернэ, ты и вправду всего лишь трус?


Венге

Трава щекочет тебе спину, шею, мочку уха. Пробирается ловко меж пальцами, шелестит в такт песне. И ты тоже чуть-чуть шелестишь. Тебе нравится всё это: общий ритм, общее дыхание, бережно обнимающий за плечи огонь и то, как наблюдает за тобой Светило. Всеми глазами одновременно. Однажды ты подслушала слова шамана. Теперь знаешь: из этих глаз можно составлять причудливые узоры, и каждый обязательно будет значить что-то важное.

Пробуешь наугад. Соединяешь одно не мигающее око с другим, второе — с третьим, третье — с четвёртым...

И погружаешься в сон раньше всех.

* * *

Мать кричит тебе вслед:

— Венге!

Мать, кажется, плачет. Когда она плачет, над носом у неё появляется морщинка — тонкая и глубокая, как ручеёк в знакомом тебе залеске. Но сейчас у тебя своя дорога, и мать стремительно остаётся позади. А ты жадно вдыхаешь травянистый запах и быстрее взрываешь землю пятками.

— Вернись!

Точно плачет. Обычно тебе хватает одного слова, чтобы понять, как она себя чувствует, но сейчас все смыслы ускользают в свистящих порывах ветра. Это всё потому, что ты бежишь очень быстро. А мать продолжает плакать.

Колючки врезаются тебе в плечи, листья больно шлёпают по лицу, и ты не можешь сказать наверняка, за чем гонишься. Зато точно знаешь: это «что-то» нужно тебе.

Очень. Нужно.