— Этот случай… — подполковник в задумчивости коснулся дужки солнцезащитных очков. — О нём тебе лучше с Григорием поговорить. Он в тонких материях смыслит побольше моего.
«Да-да, в тонких материях. Заебись»! — Женя хмуро поглядел на него, впервые не побоявшись задержать взгляд. Автоматически он отметил повышенную волосатость предплечий Ермолкина — типичный атрибут крепкого народного парня. Правда, с такой народностью и до канала ТВ-3 недалеко. Пальцы Медника вновь начали перебирать феньки под манжетой. Для шутки над новичками-духами розыгрыш казался слишком затянувшимся. В голову Медника с трудом и скрипом пролезло допущение: может быть, они не лгали? Просто может быть, ну. Например, мистический буддизм целиком построен на принятии реальности как иллюзии. Податливой, мягкой как глина, способной изменяться в угоду прихотливым переменам сознания. Россия — давно уже страна с изменённым состоянием сознания в духе учений Кастанеды. Так, может быть, этим донельзя серьёзным Баффи стоило дать шанс?
«Хоть из лифта выпустят, наконец».
Паша прервал мысли биолога:
— И кстати, — вспомнил он, — то, что мы здесь уже услышали, подходит под подписку о неразглашении?
В том, что её надо будет подписывать, юрист даже не сомневался. Васнецова с едва сдерживаемой улыбкой промолчала, глядя в потолок, да и Ермолкин не сразу нашёлся, что сказать. А потом расхохотался, озвучив, должно быть, их общее настроение:
— Странный вы народ, юристы! Конечно подходит. А как же? Только дело-то не в подписке. Если не глупый, то и сам болтать не будешь — в свете того, что уже знаешь.
— Ну… — Паша слегка шевельнул плечом, поправляя сумку, — пока, за исключением потусторонней подоплеки, на основе всей информации, которой я располагаю, оснований вам не доверять у меня нет.
— Разве не здорово? — Васнецова демонстративно подняла брови и протянула палец к кнопке, так и не нажав её. Шишов возразил:
— … лишь подвергать полученную информацию сомнению! Но, я думаю, мы вскоре увидим то, что развеет и их?
— Или услышим хотя бы, кто вы такие? — привалившись к прохладной стене лифта, Медник вздохнул, сражаясь уже не с паникой, а с клаустрофобией.
Подполковник неожиданно стал серьёзным и заглянул юноше прямо в глаза.
— Мы — пограничники. Только охраняем мы не государственную границу, а ту тонкую грань между людьми и нечистью разной.
— Ну нихуя ж себе! — не удержался Владик, теряя остатки серьезного выражения лица, но тут же поперхнулся, поняв, что часть мыслей оказалась высказана вслух.
Ермолкин несколько секунд глядел на него.
— Ух. Сорян, не хотел… — Коткин слегка покраснел.
Олег Иванович, вопреки ожиданиям, вдруг просиял — будто вспомнил что-то хорошее.
— Ничего. Москвич спит — «Колокол» бдит, — закончил он шуткой.
«Люди в черном. Отечественные Люди-в-Черном. Рус-с-с-с-ские», — не унимался про себя Коткин. Впрочем, то, как восторженно смотрел парнишка на Олега Ивановича, подсказывало, что ехидства в его мыслях мало. Только представьте себе: давние и тайные мечты маленького мальчика становились явью! Точнее, даже не становились, а начинали обретать какие-то контуры, выходя за рамки влажных детских фантазий. Это казалось в достаточной мере ироничным с учетом того, что Владик давно вырос, а деревянные палки и теплопункты родного Саратова остались далеко-далеко позади. Они уступили место дорогим вещам и обывательскому кругозору с желанием заполнить серые душные будни хоть чем-то, пусть сугубо материальным, на худой конец. В силу молодости Владимир просто не подозревал ещё, что пытается накормить бездонную черную дыру внутри себя. Он считал это верным путём, но что же? Почему ностальгические воспоминания, сохранённые где-то в подкорке мозга, заставили его кожу побежать пупырчатыми мурашками? Забавно, но, чтобы окончательно поверить в происходящее, эгоисту Коткину всё-таки понадобились чужие слова.
— И мы что, — севшим голосом уточнил он, — типа, мы тоже будем «пограничниками»?»
— И еще один вопрос, — добавил Павел, на резком контрасте прозвучав почти сухо. — Почему именно мы, а не более квалифицированные люди? Следователи, военные, бойцы спецподразделений.
— Судя по твоему лицу, боец ты ещё тот, — без явной насмешки хмыкнула Васнецова.
— Как бы я ни бравился, но хулиганы — это одно, а потусторонние существа совершенно другое…
Мозг Павла начинал работать на излишне деловой лад в нестандартных ситуациях. Начинал читать информацию согласно не общепринятой логике, а «букве договора» и пытался искать буквальные несоответствия. Как следствие, Паше хотелось получить всё больше предпосылок для анализа. Это отнюдь не касалось всех нервных ситуаций, просто конкретно здесь перед Павлом стояло предположительное должностное лицо. Это тревожило Шишова, хорошо знавшего, как несоразмерны в сегодняшней действительности потребности частного права (интересы отдельных лиц) и публичного государства. Да, юность научила его отвечать ударом на удар, но юрист явно не был образчиком спокойствия. В конце концов, иногда он пугался даже излишне резких скримеров в играх и фильмах, а затем успокаивал свое сердечко бухлишком. Рационализация стала его защитой.