"Славное было рубилово!" — гордый собой пират Чахлая Борода отряхнул с комзола утиные перья и выступил на первый план. — "Свистать всех наверх! Отдать швартовы! Полундра! Пивная, ещё парочку!"
Шорсть икнул. По тельцу прошла мелкая дрожь. Газы опять предательски испортили атмосферу праздника. Выпрямился, приосанился.
"У меня морская болезнь..." — загнусил Мокрая-Лапа, но на него опять никто не обратил внимания. Оно целиком и полностью было сосредоточено на Чахлой Бороде. Ну и на поддержке организма в вертикальном положени. И на контроле кишечника. В большей степени на последнем, чего греха таить.
Крысолюд покопался в вещмешке, с удовлетворённым "Ага!" достал кусок красной тряпки и залихватски повязал на голову.
В черепушке стало теснее, но пират заверил, что ходил на лоханях и помельче и вообще "Не сцать, салаги!". Почему он ходил и что такое "лохани" Коллеги спросить не решились, косясь на дорожку из соплей и перьев тянущуюся куда-то в сторону основания черепа.
Шорсть с гордым видом поставил железный протез на валяющийся рядом череп и широко улыбнулся во все шестнадцать:
— Грот-мачта! Стаксель! Гальюн! Такелаж его в рангоут! — глаз сощурил. Оглядел всех внимательно. — А где море?