Мышь любила понедельники. Она любила их из чувства противоречия, потому что никто вокруг понедельники не любил, зато все с наслаждением ворчали, стонали и жаловались. На холод, жару, на тупое начальство, нерадивых подчинённых, на чёртов будильник, севшие батарейки в сотовом, на смену летнего и зимнего времени, отмену смены летнего и зимнего времени, отсутствие свободы, всеобщую вседозволенность... Эти стенания вообще-то имели хроническую форму, но по понедельникам у нытиков обычно случались обострения. В знак протеста Мышь любила утро понедельника и ненавидела вечер пятницы, потому что вечером в пятницу у неё происходила генеральная уборка, а ещё потому что все вокруг с ума сходили по этому ничтожному суточно-календарному промежутку. Если говорить откровенно, положа руку на... да вот хоть на крышку рабочего стола... Впрочем, лучше не руку на него класть, а протереть, как следует. Заодно разобрать кучу заныканных за монитор, под колонки и во все остальные места бумажных клочков, которые просто собрать и выкинуть больно, вдруг записано нечто важное, рецепт всеобщего счастья, к примеру, или телефон сантехника... Ещё скажите кружку отмыть и выкорчевать из неё, наконец, чайный пакетик трёхдневной давности, уже пустивший ростки. В общем, никуда руку класть не надо, и так всё ясно: уборка для Мыши означала высшую меру наказания и на вечер пятницы она её назначила, чтобы заиметь веский повод его ненавидить. А пиво в чистоте, и в субботу с утра пить приятнее.
Однако, сейчас до ненавистной уборки оставалось почти семь дней, стояло чудесное утро понедельника, Машка снисходительно оглядывала «рабочий беспорядок» на столе, несомненно, говорящий о творческой составляющей её натуры, и предвкушала скорую встречу с начальством. Устроившись на эту работу, несостоявшаяся историчка первое время просто места не находила от счастья: не нужно ездить куда-то и копаться в древностях — древность к ней пришла своим ходом. В этом тёмном, полуаварийном здании понятие «пыль веков» было почти осязаемым. Помещение бывшего музея настраивало на нужный лад. Научная статья, над которой Машка работала «просто для себя» уже не первый год, благополучно забуксовавшая давным-давно, здесь внезапно попёрла, как на дрожжах. Рай! Правда, оказалось, не всё так гладко: на работе нужно работать. Это досадное недоразумение скоро пригасило эйфорию, но всё равно работу свою Мышь любила, не столько её саму, конечно, сколько непосредственно место.
Единственным тёмным пятном в её безоблачно-счастливом мире оказался кулер. Кулер в рабочем зале «Коллег» был столь же нелеп, как марктвеновский велосипед при дворе короля Артура. Кулер Машка презирала и принципиально набирала воду только из крана в туалете. Периодически в голове возникали планы по уничтожению кулера, но каждый раз останавливало то, что Мышь не смогла придумать, как бы сотворить это беспалевно. Сссориться с коллегами не хотелось, все они были милыми людьми. Впрочем, о них чуть позже, потому что понедельник — время Эдуарда Викторовича. Этого свидания Мышь ждала всю прошедшую неделю, как дети ждут торта к празднику. По понедельникам Эдуард Викторович устраивал выволочку, приглашая всех к себе на ковёр, и Машка развлекалась от души, представляя себе разбушевавшегося директора то Наполеоном, то Ганнибалом, а иногда, по настроению, даже Клеопатрой. Главной трудностью тут было не расхохотаться на очередную гневную тираду, а удерживать виновато-придурковатый вид и время от времени подрагивать от страха. Актриса из Мыши в целом была никакая, но тут она старалась изо всех сил, так как понимала — иначе не видать больше аттракциона. Если где и переигрывала, то Эдуард Викторович явно не был Станиславским.
Сейчас это приятнейшее развлечение маячило уже так близко, что ни о чём другом Машка думать не могла, даже о чае. Поэтому она лишь рассеянно кивала или коротко здоровалась при появлении коллег, то и дело поглядывая на заветную дверь.