Засиделся Тао в монастыре. Спору нет, там он не ведал ни голода, ни холода, ни даже тягот самостоятельного принятия решений. Но настало время ему покинуть обитель и устремиться навстречу своей судьбе. Дороги расстилались перед Тао, и он, как застоявшийся скакун, рвался вперед, почти что наобум. Как стосковался он по своей полуголодной бродячей жизни! Ноги несли Тао по залитым водой равнинам, зеленым от всходов риса, по пустынным нагорьям, но по круглящимся зеленеющим холмам, вдоль ручьев, каскадами бегущих по ущельям. Он миновал маленькие деревни и большие города, нигде не задерживаясь подолгу. Земля в самом расцвете весны радовала душу, но вплетались в ее красоту ноты диссонанса, похожие на звук лопнувшей струны. Что-то витало в воздухе, неясные приметы тайной угрозы. Страх и неуверенность проскальзывали в уклончивых взглядах людей и их приглушенных голосах; казалось, даже птицы пели вполголоса. Неясное чувство тревоги омрачало радость Тао. Откуда это? Много уж лет прошло с тех пор, как войско императора пало перед северными наездниками. Принцессе пришлось пожертвовать собой, приняв брак с предводителем варваров, но мир утвердился прочно в Срединной земле, и давно уже не топтали ее полей коротконогие коренастые лошадки кочевников. Если и зашевелились слухи о грядущем раздоре и, упаси боги, междоусобных войнах, то они вряд ли успели просочиться через дворцовые стены на улицы и площади...
Тао удивлялся тому, что молва о нем бежала впереди него. Святой... в этом не было его личной заслуги. Это была заслуга десятков существ, неутомимо и непреклонно стремившихся вверх по лестнице бытия, как рыба, идущая на нерест против течения, преодолевает водопады и перекаты. Он был последним отблеском долго горевшего светильника. Он сам пока ничего не сделал для того, чтобы люди узнавали и приветствовали его улыбками и уважительными поклонами. Для него всегда находился ночлег и миска рисовой или гречневой лапши, а то и мяса кусочек. Хорошо быть святым! Жаль, отец это не видит...Тао обещал себе, что рано или поздно отдаст долг всем этим людям, а также его добродетельным предшественникам. Не мог же он предать их, совершив что-нибудь дурное или прожив длинную бесполезную жизнь, после чего ему останется переродиться разве что карпом в пруду! А пока Тао благодарил за радушный прием как умел - благодарственными молитвами и мантрами, фокусами и короткими историями бумажных фигурок, освещаемых лампой.
Так что в столицу Тао пришел то ли по своей собственной воле, то ли повинуясь тысяче явных и неявных мелких указаний - здесь повернуть направо, а там - налево; стечению тысячи случайностей, которые все вместе прокладывают дорогу судьбе.
Посланники из Запретного города подошли к Тао, когда он рассматривал лоток со всякими жаренными в масле вкусностями. Его приглашают явиться во дворец! Наконец пришел его час! Он сможет послужить самому вану; ведь ван - маленький мальчик, а мальчику, даже если он ван, трудно справиться с кучей разных неотложных дел...
Тао оказался не один. Его товарищем оказался... то есть оказалась молодая девушка - "Красивая!" - изумился про себя Тао. И очень решительная на вид. Они оба прошли внутрь дворца (Тао поминутно оглядывался, обомлевая от очередного открывавшегося ему прекрасного зрелища..."). Тао молча поклонился сановнику и последовал приглашению, то есть пристроился в резном кресле дивной красоты... И так прекрасны были очертания фарфоровых чашек, так изящен их рисунок, что он даже не успел подумать, что неплохо было бы ему сперва умыться с дороги...
- Красиво здесь, да? - спросил он свою новую спутницу вместо приветствия. - Не знаешь, на земле ты или уже на небе... Ох, извини. Как невежливо с моей стороны. Меня зовут Юань Тао. Я Святой раскрашенной повозки. А ты какая Святая?