Что-то не так. Она другая. И в том, как берёт меня за руку и тянет за собой — хотя раньше избегала малейшего касания. И в том, как усадив на кухонный стул и заметив синяк на скуле, обеспокоенно спрашивает:
— Тебя что, били?!
— Ерунда, — отмахиваюсь я. — Небольшие разногласия со следователем.
— Какие-то методы 90-х!
— Ты же меня знаешь, — пожимаю плечами с улыбкой. — Молчать в тряпочку не мой конёк. А человек попался молодой, несдержанный, вот и повздорили.
— Понятно, решил потроллить мента при исполнении. Гениальная идея.
Она ворчит и сетует на то, что прикладывать лёд уже поздно — гематома давняя.
— А перелома нет? В этом месте кость непрочная, я помню из анатомии.
— Змейка, не суетись.
Да, пожалуй, самое верное слово, чтобы описать Её. Суетливая. Порывистая, суматошная, хлопотливая. Такими бывают люди на приятном торжестве. Только с чего праздник — неужели из-за моего возвращения? В голову невольно лезут сравнения. Я роюсь в памяти, пытаясь найти эпизоды, когда кто-либо был рад мне просто так. Рад одному моему появлению. Небогатый улов. В бизнес-контактах и начинать не стоит. Среди друзей негусто. Родни — подавно. Разве что брат. Хм, а что-то есть схожее у Неё и Макса. Непосредственность. Умение не держать в себе и дар заразить этим другого. Они бы подружились.
Так и есть — мне рады. Чувство почти новое и совсем непривычное. Я шёл сюда, не имея чёткого плана, а теперь и вовсе не знаю, как действовать, как реагировать. В скриптах, по которым давно течёт моя жизнь, не прописан алгоритм поведения в подобных случаях. Пусто. А нужны ли вообще какие-то телодвижения с моей стороны? Может, достаточно просто принять? Порадоваться тоже за компанию. Но молча. Или всё же открыто? Она, кажется, замечает мою растерянность.
— Что?
— У тебя такой вид, будто ты выиграла миллион долларов.
— Лучше! Ты вернулся!
Вот уж точно не Карина. Та бы скакала до потолка только по случаю удачной лотереи.
— Мы с доктором места себе не находили!
— И что, даже не попросишь за порог?
— В смысле?!
— Как-никак своим визитом я могу подвергнуть тебя опасности.
— Да брось, а то я не знаю, — фыркает Она. — Ты бы не явился, пока сто раз не проверил, нет ли за тобой хвоста, просканировался на жучков-паучков, прослушки и всё такое прочее. Ты ж нервнобольной змеёныш-то. Прогрессирующая мания преследования.
— Спасибо за диагноз, доктор.
— Всегда пожалуйста!
Она хохочет и начинает копаться в холодильнике.
— Тебя небось и голодом там морили.
— Не поверишь, предоставили комплексный обед из трёх блюд. Даже напоили советским компотом. Правда с галлюциногенами неясного происхождения.
— Ну да ничего, сейчас что-нибудь сообразим... Правда со съестными припасами сегодня туго... — бормочет Она, повинуясь инерции мысли, но тут резко оборачивается. — Как это с галю... Погоди, тебя отравить пытались?! Как же ты вырвался?
— Всё... запутанно.
Тупая реплика, ничего не поясняющая, но это единственное, что я могу сейчас сказать.
— Правы мужчины — надо было их взорвать к чертям собачьим! Эти дебилы хоть поняли, на кого покушались!
— Тихо, змейка.
— Сигил ни о чём не сказал, да?
— Успокойся.
— Да чего мне успокаиваться! Я успокоюсь, только когда с землёй их шарашкину контору сровняю!
Она кипятится, а я запутываюсь всё больше. Как выйти из положения? Как всё объяснить, когда сам не знаешь, где искать концы?
— Вот что. Тебя должен осмотреть доктор Гааз.
— Змейка.
— И обязательно взять кровь на токсины.
— Ада.
— Это нельзя так оставлять!
— Ариадна!
Имя, по которому я зову Её очень редко. Теперь оно заставляет сестру замереть и взглянуть на меня выжидающе. Эффект ледяной струи. То что нужно.
— Я обязательно переговорю с Петером позже. Но не нужно никаких осмотров.
— Как это не нужно? Отравление — это очень серьёзно. Тебе ли не знать? Сам же химик. Если у них есть яд, который действует на «изнаночных»...
— Потому что это лишь гипотеза. Я не уверен до конца, что причина в веществе. Как и во всём остальном не уверен... — добавляю нерешительно.
— Гер, я ничего не понимаю, — всплеснув руками, Она плюхается на стул рядом, бросает на меня беспомощный взгляд. — Ты одними загадками говоришь. Сначала пугаешь, что на тебя покушались, через минуту уже нормально всё. Лучше скажи правду!
— Это и есть правда.
С шумным выдохом ерошу волосы.
— Давай по порядку. С более ясного к менее, — предлагаю я временное решение. — Что за офицеры с планом штурма и почему у тебя по лужайке среди бела дня разгуливает воплощённая демоница?
— Вообще их четыре, и это те самые монахини, о которых я недавно тебе говорила.
Пока я ем (обыкновенные макароны по-флотски, но, чёрт возьми, сейчас блюдо на скорую руку кажется пищей богов!), Она рассказывает. Всё больше хмурюсь. Не потому, что теперь в доме на постоянке обитает ССовец с узкоглазым дружком-нацистом. Я видал серную погань и похлеще. Дело в другом: восемь демонов, загнанных в телесную оболочку, требуют содержания. Начиная от помещения и заканчивая вооружением. Ей, эпизодически зарабатывающей фрилансом, не потянуть таких расходов. Но рогатый ублюдок, разумеется, не думал об издержках, когда расквартировывал этот полк у Неё. Не иначе как от большой любви и заботы. На кого рассчитывал, на меня? Тогда вдвойне уёбищно выглядит его афера с грабежом фирмы.
— Блядь, что за козёл, — вырывается у меня посреди Её рассказа. Она осекается.
— Кто?..
Я злюсь. Оттого, что бизнес-планы пошли прахом. Что придётся заморозить Её проект, который должен был стать сюрпризом. Что не могу сиюминутно отдать распоряжение выделить необходимые средства на непредвиденные расходы — вместо этого вынужден тратить время на грёбаные расчёты. Потому что бюджет ограничен и надо вписываться. Я с этого начинал когда-то и снова захожу на порочный круг. Как же заебало бегать словно конь по цирковой арене.
Но признаться Ей не могу тоже — вот что самое поганое. Расписаться в собственной слабости перед Ней, когда Она считает тебя самым успешным, умным, находчивым. Когда надеется на тебя. В тысячу раз проще выйти на центральную улицу с громкоговорителем и проорать: «Герман Вейц — лох!». Нет, не могу.
— Никто, — обрываю грубо.
Слово не воробей. И я злюсь ещё и потому, что сейчас эта птичка вылетела крайне некстати. Но она, как водится, принимает на свой счёт.
— Я что-то не то сказала?.. — спрашивает осторожно.
— Это тебя не касается.
— Ну, ладно, я просто...
— Что ты просто?
— Волнуюсь.
— Волнуешься или хочешь всё контролировать?
— Гер...
— Наше партнёрство не означает, что я должен отчитываться тебе во всём.
— Да при чём тут!.. Я...
— Или ты думала, что я позволю вмешиваться и руководить своей жизнью? Женщине?
Губы кривит едкая усмешка. Я злюсь на себя, а отыгрываюсь на Ней. Подло и низко. Примитивно до омерзения, но я не могу остановиться. Меня уже подхватило потоком и несёт. Я знаю, что позже мучительно пожалею об этом — уже начинаю, стоило произнести. Но что за парадоксальная, садомазохистская тяга — быть уверенным, что твои слова ранят, и продолжать их высказывать!
Она смотрит на меня испуганно, сбитая с толку, ошарашенная внезапной отповедью — а главное-то незаслуженной. А потом почти выбегает из кухни.