Довольно легко Гаазу удаётся меня разоружить. Я слушаю увещевания на родном немецком и не шевелюсь с места. Петеру бы гипнозом заниматься — в такие моменты его спокойная, размеренная речь действует на меня как внушительная доза седативного. Но стóит появиться на пороге Ей, как проклятая солонка отходит на второй план, оттеснённая новым, более сильным раздражителем.
Чёртова алкоголичка. Хлещет с самого утра, да ещё прямо из горла. Видно, мало я прессанул Её в пятницу — нужна добавка. Меня снова начинает трясти злобной дрожью. Потому что Она без зазрения совести приложилась к бутылке у меня на глазах. Потому что Ей насрать. На себя, на меня, на мои просьбы, на собственное данное мне слово перестать нажираться в говно. Сделав глоток этого пойла, Она только что напоказ послала это всё к дьяволу. Показала мне фак по сути.
Гааз перехватывает инициативу в тот момент, когда я уже готов ринуться на Неё, отобрать бутылку и к херам разбить вдребезги. Две ложки — он серьёзно? Да Она только что уже опрокинула две рюмки как минимум! Какого лешего, Гааз?! Вздумал играть в толерантность там, где надо жёстко запрещать— на что он надеется, чего хочет добиться? Я уже проходил эту историю и знаю наверняка: единственный рецепт при любой зависимости — никаких поблажек и послаблений.
Помнится, в моём случае Петер так и делал. В памяти не хранится ни одного эпизода, когда бы он мог вот так же посоветовать что-то наподобие: «С утра можно только 0,5 грамма интраназально, и непременно натурального опиата. Синтетик внутривенно не рекомендую — собъёшь эффект». Петер всегда был непоколебим — эта-то его непримиримость и спасла меня от ямы. Так что же сподвигло его теперь сменить кнут на пряник? Неужели дело только в степени знакомства?
К счастью я такими ограничениями не связан. С Ней мы знаем друг друга довольно давно, чтобы я чувствовал себя вправе сказать безо всяких церемоний:
— Ну и что это такое?
И сказать тоном, не допускающим двусмысленной трактовки. Я зол. Чёртова алкоголичка!