Ада нахмурилась и, закусив губу, отвернулась. Синяя лента наводила на догадку, что действо на экране происходит с ведома и позволения Великого Герцога. А возможно, и ради его услаждения. Аду нельзя было назвать искушённой в такого рода эротических навыках, но разве нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять азы?
Эта мысль — внезапное осознание, что какая-то другая женщина доставляет Повелителю удовольствие прямо сейчас, у неё на глазах — подкралась предательски, словно змея больно ужалив чувство самолюбия. Конечно, Ада знала, что не одна в своём роде, у Астарота хватало подчинённых-женщин. А всё же всякий раз ревновала — мучительно, яро. Она не знала служительницу с экрана, видела впервые — и не хотела знать. Достаточно было факта самого существования где-то там той, другой, чтобы ненавидеть её и желать уничтожить. Ненавидеть их обоих.
Только что Повелитель дал понять, что ему безразличны её отношения с кем бы то ни было: дружба это или нечто большее, идёт ли речь о смертном или Инаком, окажется на месте Германа другой мужчина или женщина — так ли уж важно, покуда эта связь не мешает делам домена? Разницы никакой, её просто не существует. В такие моменты она совершенно не понимала его — ни мыслей, ни чувств — он становился чужим, далёким, недосягаемым, будто и не было их знакомства длиной в 8 лет.
Возможно, приди она в мир демоном изначально, то поняла бы это холодное равнодушие. Но, видимо, слишком сильно было в меченой то человеческое, от обычной смертной женщины, способной любить. Живучее и неистребимое, оно раз за разом возрождалось из тлеющей искры после безуспешной попытки задушить это пламя, жгло и рвалось наружу.
С годами Ада понемногу научилась совладать с деструктивной страстью, натягивать узду в последнюю секунду, когда та уже готова сорваться и ринуться нести разрушение. Нет, она не станет устраивать сцен и сейчас. Будущей Королеве такое не пристало. Но она убьёт любую, расчётливо и безжалостно — лишь только появится такая возможность. Она не смирится. Никогда.
То была уже не простая ревность, но сопряжённая с гордым достоинством. Достоинством Тёмной избранницы.
Некоторое время Ада молчала, сосредоточенно изучая лицо Повелителя. Оно всегда было разным, за исключением визитов в среду, и к нему нельзя было привыкнуть. Да и к чему? Ада не цеплялась за внешность, любя душой душу. Тем более не ассоциировала Великого Герцога с его аватаром — то, что так сложно было понять Герману.
Кажется, он волновался. За неё или из-за неё — вот что имело значение, но так и повисло невысказанным вопросом. Вся эта вальяжность позы и небрежность костюма с расстёгнутой верхней пуговицей рубашки, лишённой галстука, — была обманчива и могла ввести в заблуждение лишь неопытного наблюдателя. Но не Аду. В глазах Повелителя — всегда чёрных независимо от облика — мелькало и пряталось нечто пугливое, словно он стыдился проявления эмоций, непозволительных для демона, неприличных.
Удивительно, почему даже на своём родном плане он предпочитал антропоморфный образ. Астарот охотнее других обитателей Инферно шёл на контакт с людьми и принимал их подобие — об этом свидетельствовали все гримуары. Но зачем соблюдать «маскарад» у себя дома? Лучше бы он предстал её глазам в истинном облике — вступая в «тронный зал» владений Великого Герцога, Ада втайне, с замиранием сердца надеялась на это. Она любила смотреть на его огромные крылья и их роскошный размах, любовалась каждым пёрышком — и каждое хранила бережно, словно маленькую драгоценность, случись ему осыпаться наземь в стенах её дома.
Значит, таковы последствия таинственного ритуала той ночи? Если раньше принадлежать демону значило быть подотчётной в каждом действии на словах, то теперь Повелитель мог осведомиться о самом сокровенном — заглянуть ей прямо в душу, узнать о мечтах и надеждах. Просто пожелав этого. Связующая их нить не просто обрела крепость — неужели она превратилась в какой-то псионический канал, когда общаться можно беззвучно, мыслеформами? Разве такое возможно? Походило на реальность, иначе откуда бы ему знать?
— Ты мне глаза направил прямо в душу, и в ней я вижу столько чёрных пятен, что их ничем не вывести...* Вас удивляет моя мечта?
Улыбка. Лёгкая и неопределённая, как мимолётный взмах крыльев колибри, оставляющий после себя шлейф грусти.
— Вы не одно тысячелетие наслаждаетесь женским обществом — и так плохо знаете женщин. По крайней мере, меня.
Ада поднялась и прошлась по ложе. Ещё мгновение назад улыбавшееся лицо её посерьёзнело, но когда она повернулась, обращённый на Повелителя взгляд был исполнен бесконечной теплоты.
— Когда при женщине упоминают иную, она желает лишь одного: быть единственной, достойной внимания. Когда женщине настоятельно советуют не ссориться с какой-то сильной соперницей, она загорится идеей сделать ровно наоборот — просто, чтобы доказать, что сильнее и умнее. Я не зря сказала Вам тогда, что в Вашем домене может быть только одна Королева. Это не пустые слова. Хотелось бы мне уничтожить фею? Безусловно. По двум вышеозвученным причинам — но на этом не всё. Есть и главная: мне бы хотелось этого ради Вас.
Она подошла и села на край тахты Повелителя.
— Минувшим вечером ко мне приходил один мужчина, адвокат из юридической конторы Струвинского, — доверительно, вполголоса начала Ада свой рассказ. — Он устроился к вампиру недавно, но привело его в город не желание карьерного роста. Павел рассказал, что искал своего друга и наставника, который в посмертии обратился призраком и продолжал принимать участие в его судьбе. Однако его след терялся здесь, в Новосибирске. Иосиф — так его звали — перестал выходить с моим посетителем на связь, и позже выяснилось почему. Беднягу похитила Глайстиг.
Подбородок девушки видимо потяжелел от сжавшихся челюстей.
— По имеющейся также от других лиц информации у меня есть основания полагать, что фея решила подчинить себе весь город путём «военизированного» переворота. Я не могу допустить этого на Вашей территории. Но памятуя о предостережении про превосходящую силу противника, пока не провоцирую конфликт первой.
Досадное, неприятное чувство — признаваться в собственной слабости: как все меченые, Ада была горда. Но какой смысл лгать тому, кто читает тебя, как раскрытую книгу?
— Я лучше умру, чем позволю этой лицемерке посягнуть на Ваши владения, Повелитель, — сверкнула глазами полудемоница.
И была совершенно искренна в своём порыве.