Ада обернулась, только когда услышала удаляющиеся шаги позади. «Спокойной ночи» — сказал он. Какая ночь, от силы часов девять. Герман, конечно, жаворонок, но всё-таки не настолько ярко выраженный. Значит, просто дистанцировался. Ушёл, чтобы не нагнетать? Не хочет видеть? Обиделся?
За умыванием и чисткой зубов (непривычно рано для себя) Ада всё думала, причём здесь наркозависимость и эта тирада, каким слабаком его считают… Неужели он всё понял так? Это же вообще не то, что она подразумевала! А если он всё перековеркал вверх тормашками, то, может, аналогичное справедливо и для неё? Ведь на что-то же он обиделся. В том, что брат обиделся — по крайней мере, расстроился — Ада была уверена точно.
В мучительных раздумьях прошло довольно много времени, и исхожена была не одна сотня шагов и по периметру спальни, и по диагонали во всех направлениях. Девушка чувствовала, что вышло нехорошо и надо бы решить с этим недопониманием. Но как? Рациональность толкала пойти и извиниться прямо сейчас — гордость гнала прочь. Несколько раз Ада бесшумно подходила к двери гостевой спальни, заносила руку для стука и… закусив губу, крадучись возвращалась обратно. Досадуя на свою трусость, выгоняла себя в коридор снова — и опять замкнутый круг повторялся.
Она ведь так и не спросила его про то, каково это — сидеть на игле. Ещё утром он признался и, наверное, ждал расспросов, нравоучений, охов и вздохов — да хоть чего-нибудь ждал, какой-никакой реакции. И она собиралась затронуть тему, только как-нибудь так, аккуратно, невзначай, как бы между делом. Деликатность подсказывала, что в таком деле не стоит учинять допроса в лоб. Но за разговорами о жизни под согревающим летним солнцем время пролетело так незаметно, что потом пришлось спешно сворачивать пикник, дабы не быть застигнутыми врасплох Шедевром, которому было назначено на семь. Не обсуждать же наркозависимость, такой серьёзный вопрос, на бегу. А потом недоразумение это дурацкое…
Теперь же по всему выходило, что Ада замолчала неудобную тему, просто проигнорировала. То есть со стороны могло показаться, что ей наплевать — а это не так! Ну нет, пусть лучше он за дверь выставит, но она пойдёт! Прямо сейчас.
Тройной негромкий стук. Ада просунула голову в небольшую щель, заглянув в спальню.
— Спишь?..
Герман уже лежал, хоть было видно, что ещё не ложился. Верхний свет потушен, но на прикроватной тумбочке зажжён ночник. Мужчина читал, но при виде Ады отложил книгу.
— Пока нет.
— Можно?
Он кивнул, и девушка прошла внутрь под его пристальным, выжидающим взглядом. А потом, скинув тапочки и сев на кровати рядом, по-турецки, просто сказала:
— Расскажи.