Простые беседы о сложном
4: Карина
Ада улеглась на бок, подперев голову рукой, и жевала яблоко. Вела она себя на удивление свободно — в такой непринуждённой позе и перед ним, человеком не слишком близко знакомым, пусть и считающимся формально её братом. Именно об этом размышлял сейчас Герман, сидя напротив и слушая вполуха болтовню девушки о том о сём. Мужчине и самому было на удивление комфортно — и в этой непривычной и, как ему казалось, совершенно не подходящей ему одежде, и в этом странном полупраздном времяпрепровождении за необычно откровенными разговорами. Удивительно всё это. Но то приятное удивление.
— Уже решила, что будешь делать в ближайшую среду? — воспользовавшись образовавшейся паузой, спросил он.
— Скажу Повелителю правду, — просто ответила Ада.
— А он прямо так и согласится.
Герман только усмехнулся её наивности. Конечно, сегодня он узнал некоторые неожиданные факты о хозяине, а всё же не верил в его бескорыстие. Герман вообще был недоверчив.
— Змейка, это часть моей договорённости. Нотариально заверенной, если угодно. Где ты видела демона, который добровольно откажется от причитающегося ему по контракту?
— Ты всё время так акцентируешь внимание на его инфернальной природе, как будто дело только в ней, — возмутилась та. — Можно подумать, люди сильно страдают альтруизмом. Да никто не станет отказываться от своего! Покажи мне хоть одного, который скажет: «Заберите у меня всё! Отдам даром». Все только к себе гребут — от себя-то никто. Такие же эгоисты.
— Значит, этот твой план заранее обречён на провал, — пожал плечами Вейц. — Есть запасной?
— Повелитель выслушает меня, я уверена, — стояла на своём Ада. — Дело ведь не в тебе. То есть в тебе тоже, — быстро поправилась она. — Я уважаю твой выбор и не хочу ни к чему принуждать. Но я сейчас не про это. А про то, что мне не важно, какой у Повелителя внешний вид. Если бы его аватаром был кто-то другой, это бы не поменяло моего к нему отношения.
— Совсем не важно? — недоверчиво переспросил нынешний аватар Астарота.
Где-то глубоко внутри заскреблась надежда. Неопределённая. Неизвестно даже на что. Но отчего-то была уверенность, что это именно чувство надежды.
— Ну… — Богословская перестала жевать и ненадолго задумалась. — Конечно, я привыкла, что Повелитель выглядит как ты. И когда появится другой образ, придётся привыкать заново какое-то время…
— А если это будет обрюзгший 50-летний хрен? — не удержался от мелкого троллинга меченый.
— Не-ет, на такое Его Светлость пойтить не смогёт, — хохотнула девушка. — Это же Великий Герцог Астарот, эстет каких поискать!
Посерьёзнев, она добавила:
— Но это всё решаемые трудности, и вообще не твоя головная боль. Главное тебе покинуть город самое позднее в среду днём. А за меня не волнуйся.
Хотелось бы ему быть таким же спокойным и оптимистично настроенным… На практике получалось хреново.
— Знаешь, змейка, пусть всё остаётся как есть, — вдруг сказал бизнесмен. — Не хочу ничего менять.
— Почему?! — брови его собеседницы взмыли вверх в неподдельном изумлении.
— Будем считать, я передумал, — уклончиво отозвался Вейц.
— Нет, не будем.
Почуяв подвох, теперь Ада не собиралась удовлетворяться простой отговоркой — она хотела знать причину столь резкой смены «курса партии».
— Если это из-за того, что я сказала раньше, то я против, Гер. Не надо свои интересы запихивать под плинтус.
— Это не из-за того, что ты сказала.
— Тогда почему? — не отставала девушка. — Я же помню, как ты психовал позавчера, что с тобой не считаются и ни во что не ставят!
— А теперь успокоился. Обдумал на холодную голову и понял, что в подобной близости нет ничего критичного для моего самолюбия, — предпринял Герман ещё одну попытку отделаться от расспросов налегке.
Куда там — это лишь усилило натиск.
— Ты всё врёшь, — заявила Ада, пристально вглядываясь в лицо мужчины. — По глазам вижу. Ну-ка выкладывай.
Бизнесмен вздохнул.
— Не будет другого аватара. Как и доверительных разговоров по душам. Он принудительно пригонит меня обратно. А тебя просто изнасилует за неповиновение. Находясь в моём теле. Я не хочу этого, — отчеканил он негромко.
— Ну это уже слишком! — вспыхнула девушка.
Её глаза расширились, полыхнули неподдельным негодованием.
— Я понимаю, у вас напряжённые отношения, но такое уже на клевету смахивает. Повелитель никогда так не поступит. Прекрати на него наговаривать.
— Я знаю, что говорю, змейка. Поверь.
Аду душило возмущение. Как он может так голословно сыпать обвинениями?! Только на основании, что Повелитель не является человеком. Это подло! Ну да, он демон. Но это же не синоним последнего урода! Кулаки чесались кинуться и надавать тумаков прямо сейчас! Но что-то во взгляде меченого и его голосе — что-то непоколебимое — заставило её остановиться.
— Откуда знаешь?.. — спросила она.
— Он уже так делал. С одной женщиной.
— Что?!
Она моментально съёжилась, затравленно покосившись на Германа. Как будто опасалась, что сказанное им могло повториться в следующую секунду, прямо здесь.
— Что за женщина?.. — дрогнувший голос выдавал крайнюю степень волнения.
— Карина. Моя жена.
— Повелитель… твою жену?..
Теперь её глаза, переполненные испугом, буквально впились в лицо собеседника, ловили каждое его движение, каждое отражение мысли и чувства. Герман понимал: она ждёт рассказа, подробностей — без этих деталей слова повиснут в воздухе неподтверждённым поклёпом, и она не поверит ни единому. Что ж. Раз уж сказал «А»…
— Это было накануне разрыва. Развод дался мне тяжело, — нехотя начал он с самого начала. — У нас не было детализированного брачного контракта, как это практикуют в Германии. Вопреки совету отца, я не стал возиться с тысячей подпунктов в каких-то ненужных бумажках. Тогда мне это казалось мелочным скупердяйством, порочащим светлое чувство любви. Наивный, слепой дурак.
Он сухо усмехнулся, с каким-то остервенением принявшись открывать коробку сока.
— Я ограничился типовым договором — лишь бы только дотошные родственники отстали. Я не знал тогда, что отец с подручными адвокатами доработал документ, и текст, который я вместе с Кариной подписал не глядя, был составлен с умом и поистине немецкой педантичностью. Да, сейчас я понимаю, что Вейц-старший застраховал меня от тотального разорения: мне удалось сохранить недвижимость. Но тогда это казалось таким несущественным…
— Но у тебя отняли фирму, — ненавязчиво напомнила Ада.
Она пока не могла свести концы с концами: причём здесь делёж имущества по брачному контракту и насилие со стороны Повелителя? Однако слушала внимательно. А Герман продолжал:
— Да, с фирмой отдельная песня, и речь сейчас не о ней.
— Окей, — не настаивала девушка.
— В одном из пунктов контракта говорилось, что в случае доказанного адюльтера изменивший супруг утрачивает право собственности на свою часть имущества, совместно нажитого в браке. Таким образом, Карина лишалась всего. И когда поняла это, обвинила меня в подлоге.
Несколько крупных глотков прямо из горлышка ясно давали понять, что Герман взвинчен. Он никогда не позволял себе таких плебейских замашек.
— Ей было мало того, что они с дружком отжали фирму. Моё детище, которое я создал с нуля. Она уже рассчитывала, что заберёт половину квартиры и машину — а тут такой облом.
— На одних акциях фирмы можно было заработать и на то, и на другое. Чего уж у тебя-то отнимать… — не удержавшись, проворчала Ада.
— Я тогда только привыкал к силе меченого и, прямо скажем, чувствовал себя хреново. А тут ещё эти выматывающие все нервы сцены. Истерики. Постоянные скандалы и обвинения. Я настолько устал, что предложил компромисс: пускай забирает обе машины. Мне нужна лишь квартира — другого жилья не было.
— Щедрый жест!
— Мне было уже глубоко пофиг, змейка. Я был на нуле.
— И что же она?
— Упёрлась. Отношения, и так никудышные, стали просто ни к чёрту.
— Вот же… — покачала головой слушательница, еле удержавшись от крепкого словца. — И что же, ты опять уступил?
— На этот раз нет, — помрачнел мужчина. — Я не знаю, как, но однажды внутри как будто включился режим злого суфлёра. Словно на левое плечо уселся чертёнок и принялся подзуживать: «Тебя обобрали до нитки, как лоха. А хотят оставить вообще без штанов. Ты станешь это терпеть? Пошли её на хуй».
— Ну и правильно он тебе суфлировал! — симпатии Богословской были явно на стороне незримого инферналиста.
— Как-то вечером, во время очередного скандала, я пригрозил, что, если она не прекратит, я присовокуплю к бракоразводному процессу фото её кувырканий со своим новым хахалем — и тогда она не получит вообще ничего. Она психанула. Посыпались оскорбления. Я не выдержал, схватил её и…
Герман досадливо замолчал. А что тут говорить? И так всё очевидно, что произошло следом.
— Но ты же сказал, это был Повелитель… — после некоторой паузы решилась внести ясность девушка.
— Ты не поняла. Я её не трогал в этом смысле. Просто хотел выставить, и всё. Но… вдруг обнаружил, что тело меня не слушается. Я словно тряпичная марионетка на ватных ногах. Двигаюсь, подчиняясь чужой воле — и при этом подобно наблюдаю свои действия со стороны.
— Кажется, я знаю… Одержимость без подавления сознания, — догадалась Ада.
Да, теперь она вспомнила. Впервые явившись к ней в теле Германа 4 года назад и посвящая в его печальную историю, Астарот вскользь упоминал об этом типе вселения в смертного, метафорически обозначив такое порабощение «изнасилованием души». Тогда, впрочем, Герцог не стал вдаваться в подробности, ограничившись лишь намёками и общими фразами.* Так, значит, это правда?!
— В тот раз я впервые почувствовал, что значит одержимость, — голос Вейца завибрировал от душившего его комка эмоций. — Этот козёл вселился в тело, не выключив при этом моё сознание. Я всё видел, всё чувствовал, всё понимал, мать его!
— Гер…
— Я слышал свой голос, обзывающий её грязной шлюхой, пока мои руки затыкали ей рот. Я смотрел на её слезы и застывший в глазах ужас. Я издевался над ней — и чувствовал, сука, как от этого кайфует он! А сам не мог ничего сделать, вмешаться и остановить, не мог!!
— Гера, тише, не надо…
Ада никогда не видела брата в таком состоянии — больно было смотреть. Что он чувствовал в теперешний момент — и вовсе страшно представить, невозможно. Она хотела успокоить его — и не знала как. Хотела сказать что-нибудь ободряющее — и не находила подходящих фраз. Ей не приходилось переживать и близко того опыта, что выпал на его долю. А он, не слыша и, похоже, не слушая продолжал говорить, чувствуя жизненную потребность выплеснуть из себя этот сгусток яда, травившего его столько лет:
— Помню, как пинками вышвырнул её из квартиры. Прямо так, в разодранной одежде, избитую до кровоподтёков. И чужие слова, произнесённые моим голосом: «Слушай внимательно, паршивая шлюха Иуды. И запомни: вздумаешь снять побои и жаловаться в ментовку — развод станет для тебя адом». Никогда их не забуду.
Герман затих, и меж разговаривающими надолго повисла пауза. На беду Ады-художницы, у неё было богатое воображение, чтобы представить всё озвученное в красках. Чудовищная сцена, жестокая, трагичная. Чувство безграничного сострадания переполняло душу. За что ему такое? Зачем Повелитель так поступил? Со служителем-новичком, который и накосячить-то ещё не успел. Да какое накосячить — даже не приступил к первому заданию! Ответов пока не было.
— И она не стала писать заявление?
— А ты бы стала после такого? — хмыкнул Герман. — Адвокаты только руками разводили, не врубаясь, почему вдруг она отозвала иск по всем имущественным претензиям.
— Это очень грустная история. Мне жаль, что заставила тебя вспомнить снова. Если бы я знала…
— Всё нормально, змейка, — перебил Герман. — Мне даже стало легче, не знаю, как так.
— Просто ты носил это в себе много лет. И, наверное, где-то в глубине души надеялся повернуть время вспять? — наобум предположила девушка, не догадываясь, что сейчас попадёт точно в цель.
— Да, именно надеялся, ты верно подметила, — охотно подхватил тот. — До последнего ждал, что она передумает и вернётся. Наивный дурак. Пока она не сказала это.
— Что?
— Почему бросает меня. Знаешь, как она объяснила?
— М?
— «Ты меченый». Она не хотела жить с чуваком, который раз в неделю становился сраным зомби с отшибленной памятью. А ведь я стал им ради неё. Чтобы она жила.
Любил ли он Карину? Нет. Уже нет. В его душе давно не росло цветов — одна лишь выжженная пустыня.