— Четыре года. Почти ежедневно, — говорю я негромко.
Жизнь наркомана — вечный поиск и ожидание. Если ты не ищешь, ты ждёшь. Завершения цепочки реакций в синтезе, прихода, кайфа, ломки. Неважно. С момента первой затяжки или укола твоя жизнь начинает делиться на эти 2 стадии.
Мне повезло: я почти не искал — в основном ждал. И даже здесь судьба подсунула мне бонус, избавив от полного спектра этого томительно-мерзкого состояния. Поиск закладок, встречи с барыгами, заказы «вслепую» с постоянно гложущим страхом «Киданёт или нет?», отключённые телефоны и дёрганье от каждой СМС — я почти не сталкивался ни с чем из этого списка. Будни обычного наркомана, его каждодневная реальность обошли меня стороной.
«Ежедневник» опиатного торчка — это хождение по кругу «доза — ломка», где вторая стадия длится намного дольше. Нехватка денег, сложный доступ к сырью в отличие от повсеместно доступной, дешевой синтетики — факторы, удлинняющие существование таких, как я. Некоторые наркоманы 90-х умудрялись прожить по 10-15-20 лет. Потому что сидели на афганском гере. Редко, но метко.
Мой стаж — 4 года. Но его смело можно приравнять к сроку, помноженному на три. Я мог себе позволить ловить кайф каждый день. И ловил. Испытав ломку впервые и лишь однажды, теперь я пугался самой мысли о том, что она может наступить снова. И действовал на опережение. «Всего четыре года», — скажет кто-то из мне подобных и снисходительно ухмыльнётся. Мол, несерьёзный срок. Но, твою ж мать, сколько времени просрано впустую…
— Последние полгода я чист. Ремиссия. Позавчера исполнилось 7 месяцев, если точнее.
Я бросил на свой день рождения. Когда после двухнедельного ада я впервые очнулся в хижине Харысхана и соотнёс себя реальностью, было 14-е ноября. Мой 35-й день рождения. Первое, что я увидел, едва открыл глаза, — снег. В горах Алтая уже обосновалась зима. Летящие с неба хлопья тихо оседали на землю, укрывали её будто саваном. И я подумал тогда: «Этот снег* и тебя завернёт в такую простыню. Засыплет к чертям собачьим. Похоронит под собой, если не перестанешь». Тогда я впервые сказал себе: «Хватит. Больше никогда».
Позавчера, очнувшись в Её постели, я чуть не сорвался. Все эти полгода, каждый день я просыпался с мыслью: «Плюс один и минус один. Ещё одни сутки чистоты. Ещё одни сутки, вырванные у иглы». Я приучил себя считать. Эта нехитрая арифметика мотивировала, давала силы идти дальше. Воодушевляла и подбрадривала, будто незримый тренер, стоящий рядом: «Ещё один подход. Ты сможешь!». Каждый месяц новой жизни, который я оставлял позади, был особым поводом для гордости. Но позавчера... Я снова во всех красках ощутил, как меня окунают в дерьмо. Я — оболочка. Мои желания, усилия, планы — ничто, пустая трата времени и сил. Стоило начать забывать об этом, как рогатый ублюдок напомнил. Он умеет выбрать подходящий момент.
Давно я не чувствовал себя так паршиво. Разве что во время развода. Но там было другое. Злость. Ненависть. А здесь — беспомощность. Ощущение себя гондоном, использованным и теперь валяющимся под забором, втоптанным в грязь.
Да, в четверг я чуть не сорвался. Когда наорал на Неё, а Она дала пощёчину и выгнала. Когда ехал в такси и заказывал обратный билет. Когда понял, что времени до вылета — на полный рабочий день, а мозг, почуяв слабину в графике, уже подсказыаал варианты, как можно приятно расслабиться.
Нет, дело не в Ней. Не могу сказать, что Она мне неприятна. Просто я никогда не рассматривал Её как женщину. Своим женщинам я плачу́. А Ей — не хочу. Не могу. Она воплощение того типа привлекательности, который толкает тебя в грудь: «Стой! Со мной так нельзя. Не смей!». Даже рогатый ублюдок чувствует это, хотя давно мог бы взять Её силой и, наигравшись, найти новую куклу на смену сломанной.
— Четыре?.. — эхом повторяет Она. — Но... это же… мы ведь уже были знакомы!
Конечно, Она не верит. Думает, что личное знакомство гарантирует то, что Она никогда не видела меня вмазанным. Она не знает, насколько хорошо наркоман умеет шифроваться, если того захочет.
— Ты застала самое начало. Но это уже был не я.
— Как это не ты? Я же помню нашу первую встречу, и очень хорошо. Ты был совершенно нормальный! Шутил, даже подкалывал меня, остроумничал... И потом всегда такой был, сколько пом…
— Я был под коксом, змейка, — тихо прерываю я Её. — И в нашу первую встречу, и во все последующие.
Она наверняка судит по другому шаблону, не зная, что есть «медленные» и «быстрые» наркоманы — зависит от того, на чём сидят. Пустой, потухший взгляд сквозь собеседника, заторможенность, дерессивность — черты поведения опиатных торчков. Кокаин действует диаметрально противоположно. Психостимулятор.
— Не помню, приезжал ли я когда-нибудь к тебе не нанюханным, — не дав Ей передохнуть, я продолжаю свою исповедь. — Шутки, оптимизм, пофигизм, уверенность в собственной неотразимости и самоуверенность — это кокаин. Он давал мне всё это. И ты видела картинку, мираж. Не меня.
Она едва заметно передёргивает плечами, словно озябла. Это можно понять: Она пытается переварить мысль, что столько времени находилась под крышей с плохо знакомым человеком, который к тому же выдавал себя за другого.
— Но как же Повелитель? — совладав с собой, спрашивает Она.
Слова звучат спокойно. Слишком спокойно. Нехороший знак.
— Ему это выгодно.
— Ты прекрасно знаешь, что он против таких вещей. Даже обычного спиртного, — возражает Она.
— Только в твоём случае.
— Ну конечно.
Она складывает руки на груди. Не верит, упирается.
— Сама подумай, — я стараюсь не обращать внимания на тревожный звоночек, не сдаюсь. — Почему среди нас почти нет адептов ЗОЖ? Жизнь меченого — зашкаливающий стресс. Самые простые способы его снять — алкоголь, никотин, дурь. Они дают тебе по башке, и ты временно отключаешься. Но при этом ослабляют тело. Меньше сопротивления со стороны смертного — легче его поработить. Больше интеграция с физической оболочкой в случае вселения, выше контроль. Так что для такого контракта, как мой, наркозависимость — ключевое условие успеха. Он не вмешивался, потому что это ему напрямую выгодно.
Её глаза расширяются, и я вижу в них боль. Я слишком поторопился выложить свои доводы и совсем не подумал о последствиях. Нравится мне это или нет, но Она неравнодушна к Астароту. Вряд ли влюблённой женщине хочется вдруг узнать, что её избранник — бессердечный мудак.
— Но как же работоспособность? — предпринимает Она ещё одну попытку найти демону оправдание. — Повелитель не станет держать на службе того, кто неэффективен.
— Хах, неэффективен? — я сухо усмехаюсь. — Под метом я был способен вынести с десяток серной мелочи и парочку говнюков «калибром» посерьёзней. Одновременно. Ему оставалось только радостно потирать руки от ошеломляющих результатов.
Лучше бы тебе никогда не знать про действие метамфетамина, змейка. Видеть меня под ним — тем более. Пара таблеток этой дряни превращала в кровожадное животное с разумом самого изощрённого убийцы. В аду среди беглецов и мятежников столь опасная тварь быстро снискала дурную славу. Каратель — так прозвали меня сами демоны. И одно это имя было способно посеять ужас в рядах преступников, вызвать самую грязную брань. Меня ненавидели. Меня боялись. Мне в спину летели пожелания сдохнуть, пока я ломал кости очередному впавшему в немилость шефа.
— На время заданий я закидывался. В командировках к тебе — нюхал. В период «отпусков» — кололся. В промежуткам между всем этим — баловался травкой. Я торчал постоянно, змейка. Только этим и занимался. Каждый грёбаный день.
Не лучшая графа «стаж» в резюме. Но я говорю как есть. Сейчас мне необходимо выговориться и сбросить наконец этот груз. Раньше я и не подозревал, какая это роскошь — выражать свои мысли прямо, открыто, не угождая социально одобряемым стандартам и ожиданиям.
— Ты вправе не захотеть иметь со мной дел в будущем. С торчком лучше не связываться — я знаю это как никто другой. И пойму, если ты велишь собрать вещи сегодня же.
Теперь в Её глазах — отвращение, которое Она тщетно пытается скрыть. И я осекаюсь, замолкаю.
А на что ты надеялся, Гера? Что тебя, кусок говна, примут с распростёртыми объятиями? Узнав такие подробности, сделают вид, что всё по-прежнему? Ты уже много раз видел и этот взгляд, и удаляющиеся прочь спины — а теперь с чего-то решил, что будет иначе?
Да. Я надеялся. Надеялся до последнего. Но эта надежда рассыпается, как карточный домик, когда Она говорит:
— Я помогу тебе собраться, — и выходит из комнаты.