Солнечный луч скользнул по комнате и не нашёл для конечной точки ничего лучше, как лицо мужчины, спящего на диване. Тот, недовольно проворчав что-то, повернулся на другой бок. Да только поздно. Сон, вместе со всем картинами трансфузий, игл и крови, убежал в неизвестные дали.
Пётр, сев на диване, провел ладонью по лицу и взглянул на часы. Ровно восемь утра. Всё-таки привычка к ранним подъёмам, даже если лёг за полночь, никуда не делась. Он прислушался. Тихо. Видно Ариадна и Герман, если тот вернулся, ещё отсыпались. Что ж, пускай отдыхают. А Гааз сможет позаниматься своими делами.
Приведя себя в порядок, захватив кошелёк, Гааз вышел из дома, намереваясь прогуляться и заодно купить пряжи и спицы, может, ещё что-либо к завтраку. Закрыв за собой дверь, обратил внимание, что мотоцикл Германа стояла у дома. Значит, вернулся, и если учитывать, что Гааза не будили, то в целости и сохранности. Мужчина облегчённо выдохнул. Всё-таки он переживал за то, как пройдут переговоры. Не хватало только латать друга практически на коленке, пусть Пётр и захватил всё необходимое. Кстати, он поставил в уме галочку, пройтись по аптекам. Может, стоит приобрести ещё медикаментов к тем, что он привёз с собой.
Поход по магазинам не занял много времени. В дом Гааз вернулся в начале одиннадцатого. И судя по тишине, никто так и не проснулся. Тогда мужчина решил приготовить завтрак, а там, глядишь, и проснутся сони. Он тихо загремел посудой на кухне. Было решено приготовить кофе и яйца Бенедикт.
Когда всё было готово, а второй этаж по-прежнему хранил молчание, доктор принял решение разбудить хотя бы Германа. А он пусть тогда занимается побудкой Ариадны. Всё-таки у них более тесные отношения: он называет её сестрой, а она его — братом. Невежливо постороннему мужчине входить в спальню ещё мало знакомой молодой девушки.
Подойдя к двери в комнату Германа, Пётр услышал сдавленный всхлип, будто кто-то плакал, закрыв лицо ладонью. На мгновение замерев, он всё же постучал.
— Герман, ты в порядке? — спросил Гааз, на всякий случай пока не пересекая порога.
Всё-таки он мог быть там не один. Не услышав ответа, мужчина открыл дверь. Если что, всегда можно извиниться, но Пётр уже попадал в такую ситуацию и не раз, когда у Германа были проблемы с наркотиками. Он хорошо помнил разруху, что царила тогда в квартире. Раскиданную и разбитую мебель. И лежащего, скрючившись в позе эмбриона, плачущего Германа. Помнил, как приводил его в чувство, вёл в душ, а потом убирался в квартире и готовил что-либо перекусить. Буквально по ложечке кормя друга, заставляя его съесть хоть что-нибудь. Помнил, как обрабатывал все ссадины, порезы, синяки, что тот получил, когда бесчинствовал один в квартире. И как потом ни на шаг не отходил от Германа, держал его, когда вновь начинался приступ ярости. Пусть и сам получал на орехи…
Неужели что-то стряслось, и Герман вновь сорвался?! Ну уж нет! Чёрта с два он позволит такому случиться! Сразу возьмёт за шиворот и потащит к товарищу шаману! И гори синим пламенем все местные дела. Он больше не позволит ему упасть в пропасть и пережить тот ужас заново.
— Герман! Ты в порядке? — повторил Гааз, уже войдя в комнату и направившись к лежащему мужчине. — Что случилось?
Он увидел и ладони, прижатые к лицу, и след от слёз на подушке.
— Герман?..