— Выбрось эту гадость. Сейчас же.
Она вздрагивает. Я подошёл так тихо, что Она не услышала шагов.
— Чёрт, Вейц, напугал! Чего ты крадёшься, как тать в ночи!
— Выбрось, — повторяю я настойчивей, не обратив внимания на гневную тираду.
Этот мерзкий запашок я почувствовал уже с порога и отличу от десятка других видов дури, предназначенной для вдыхания. Сам я тоже когда-то начинал с травы. Безвредный, лёгкий наркотик. Как же.
— Если ты забыл, я в своём доме и домене. А ты — временный, хоть и приглашённый, постоялец. Не стоит переходить черту дозволенного моим гостеприимством.
Она смеряет меня недовольным взглядом и делает глубокую затяжку. Нарочито медленно, напоказ, явно желая позлить и сделать наперекор. В эту секунду мне хочется швырнуть Её в стену. Безмозглая дура. Мало того алкоголичка, так ещё решила стать наркоманкой.
Я срываюсь на быстрый шаг и пересекаю террасу в два счёта. Выхватываю косяк, гася его о собственную ладонь, зажимая в кулаке. Плевать на боль, сейчас в порыве бешенства я её не чувствую.
— Не стоит переходить черту дозволенного моим терпением, — с угрожающим дрожанием в голосе зеркалю Её слова.
Мои глаза темнеют от гнева. Я злюсь не потому, что Она ослушалась. Меня бесит, что Она не понимает и не воспринимает всерьёз своей зависимости. А Она уже зависима — я могу читать по Её лицу и поведению первые признаки этого. У тебя же до хрена опыта в данной области, Гера. Можно выдавать кандидатскую.
Чёрт, смотрю на Неё — и будто вижу собственное отражение четырёхлетней давности. Нет, я не позволю Ей увязнуть в том же дерьме, куда окунался я. Пусть для этого мне придётся стать тираном и извергом. Я разжимаю ладонь и, поставив ботинок на потухшую самокрутку, смачно растираю.
— Ты совсем что ли!
Провокативное зрелище Её подстёгивает. Она психует тоже. Она всегда отвечает ярым сопротивлением на попытку Её подчинить. И теперешний случай не исключение.
Мне не составляет труда пресечь атаку — с обеими-то освободившимися руками. Я вжимаю Её в стену, заломив руку.
— Да отвали ты!
Она сопротивляется, как дикая кошка. Я замечаю, как Её ладони разгораются ровным бело-оранжевым светом.
— О, ведьмочка злится? Хочешь запульнуть в меня огненным шаром, милая?
— Ты заебал меня жамкать! Я тебе не бельё!
Она снова бросается в контратаку, но безуспешно. Я и не таких вёртких демониц ловил. Её взгляд рвёт и мечет. Некоторое время мы смотрим друг на друга, тяжело дыша. Она не выдерживает первой.
— У тебя сегодня вечер не задался что ли? Что ты вцепился в меня, как клещ?!
— Я, кажется, просил не курить при мне…
— Да поняла я уже! — нетерпеливо перебивает Она.
— …и не курить вообще ни эту дурь, ни какую-либо другую. Никогда, — заканчиваю я.
— А вот это фигушки, — огрызается Она. — Если я тебя привечаю в своём домене и называю братом, это не значит, что ты можешь мной командовать.
— Меня можно называть как угодно. От этого я не перестану быть твоим братом. И ответственным за тебя, — уже спокойно парирую я и отпускаю захват.
Некоторое время Она ничего не говорит. Фыркает и одёргивается, как выкупанная за проделку курица. Устремлённый на меня взгляд всё ещё сердит, но в нём уже нет искр испепеляющего пламени ненависти. Скорее, Она настороже и смотрит с опаской. И ещё с чем-то, оттенок которого мне не удаётся уловить.
— Я тут полночи твоими ритуалами занимаюсь, уже вконец очумела, решила немного развеяться. Ну что такого! — теперь в Её голосе обида. И непонимание.
Она действительно не осознаёт всей опасности и дуется на несправедливые санкции. Я хочу сказать… Я очень многое могу и хочу сказать. Но вдруг понимаю, что мои слова будут звучать как нравоучительная лекция, которая оттолкнёт и озлобит ещё больше. Я сам чувствовал то же самое на попытки окружающих меня образумить.
Раскрыть же Ей свою историю — не могу. Я не готов к этому, нет. Меня внезапно осеняет, что если Она узнает обо мне правду и повернётся спиной, прогонит прочь… От этой мысли холодеет в груди.
— Так, может, поделишься, что удалось узнать? — теперь я стараюсь звучать примирительно.