Она выдыхает с облегчением — и дуло перестаёт пялиться на меня своим единственным глазом. Я читаю на Её лице смущение, хоть Она и пытается скрыть. Инфернальная женщина с нравственностью ангела. До встречи с Ней я представить не мог, что такое бывает.
Подписав контракт, меченые скатываются очень быстро. За какие-то пару лет можно потерять моральный облик настолько, что становишься другим человеком. А точнее — нелюдем. Тьма — слишком тяжёлое бремя для смертного. Словно кислота, она разъедает наши души, сжирая всё хорошее и обнажая скрытое в глубинах уродство.
Но Она никогда не замарается. Потому что родилась уже Тёмной.
— Вейц, ты вконец долбанутый.
— А тебе всегда не хватало решимости спустить чёртов курок.
В три стремительных шага я пересекаю комнату и хватаю Её за горло, с размаху впечатывая в стену.
— Что ты сделала со мной? — цежу сквозь зубы.
— Гер…ман… ты что… — сипит Она.
Обеими руками вцепляется в мою ладонь в тщетной попытке разжать пальцы и глотнуть воздуха. Ущемление шеи — стандартный приём, который выводит из строя даже профессиональных бойцов. Что уж говорить о девчонке.
— Что ты сделала со мной? — повторяю я вопрос и чувствую, как начинаю по-настоящему злиться.
У Неё тёмные, почти чёрные волосы и светлая кожа. Необычное сочетание. На контрасте с намокшими прядями, прилипшими к лицу, щёки кажутся выточенными из Каррарского мрамора. Или фарфора. Хрупкий материал: стоит надавить чуть сильнее, как разлетается на куски. И кто только придумал делать из него посуду?
Я внезапно ловлю себя на мысли, что мне приносит удовольствие иметь этот выбор: сжать или ослабить хватку. От него зависит чужая жизнь. И мне нравится держать её в руках.
А может Она просто побледнела от страха? Он мелькает в голубых глазах на мгновение, но быстро перерождается в гнев.
— Ты хоть… знаешь… чтό Он с тобой… сделает?
Бедная дурочка. Как же он запудрил тебе мозги. Всё продолжаешь надеяться на своего Повелителя? Для него ты не более чем мотылёк-однодневка, хоть и редкий для его коллекции.
— А ты думаешь, мне теперь не плевать, как я окочурюсь?
Я ехал сюда с одной мыслью — если сдохнуть, пусть лучше от Её руки. Я грёбаная марионетка, в которой больше нет жизни — это Она высосала последние капли. И вся Преисподняя мне свидетели, как же я ненавижу Её в эти секунды!
Она сопротивляется. Трепыхается и извивается, надеясь вырваться на свободу. Нет, дорогая, фокус не пройдёт. Я слишком долго провёл в обществе лучшего серпентолога мира — и даже регулярно им бываю.
— Первое правило ловца змей: хватай крепко за сочленение шеи с головой, чтобы гадина не извернулась и не цапнула, — сообщаю я тоном лектора, сильнее надавливая большим пальцем на пульсирующую жилку.
— Псих…
У Неё уже почти не осталось сил бороться. Скоро кислородное голодание сделает своё дело, и как закономерный итог — обморок. Но Она не сдаётся. Она всегда была упорной.
— Лучше говори, змея. Ты мне всё скажешь.
— О чём… ты? Не пони…
— Да неужели? — окончательно разозлившись, я и сам перехожу на шипенье. — Вот об этом, твою мать!
Я поднимаю левую ладонь на уровень Её глаз, демонстрируя свежий порез.
— Что ты сделала? Что это был за ритуал? Говори!
— Это не я… Герм…
— Врёшь! Думаешь, я не в курсе, что твоя бабка была ведьмой? И тебе передался её проклятый дар!
— Я ни при… чём…
Она вдруг перестаёт цепляться за мою руку в попытке разжать «капкан». И из последних сил поднимает вверх ладонь. На внутренней стороне — точно такой же порез, копирующий мой собственный.
— Это Повели…
Договорить она не успевает.