— Повелитель, если позволите, один вопрос остаётся для меня неясен.
— Спрашивай, Арьен.
Астарот теперь вальяжно полулежал, утопая в мягкой спинке дивана, с бокалом в руке, который недавно «забыл» допить из-за дел с оборотнем. Дурга исчезла — она оказалась весьма правдоподобной астральной проекцией змеи. «Где ты видела настоящую кобру в ваших широтах? Это исключительно тропический житель», — улыбнулся глазами демон после удачно проделанного фокуса. От покровителя же Ада узнала, что обретёт это «именное оружие», только став его Королевой.
— Вы всё время говорите о Королеве как о каком-то титуле. Я думала, это метафора, как у Булгакова...
Герцог едва заметно поморщился.
— Ты имеешь в виду эту его еретическую книжку «Мастер и Маргарита», пытавшуюся дискредитировать моё доброе имя?
— Как так..? — недоумённо приподняла брови Ада.
— Пожалуй, эта история заслуживает хорошего аккомпанемента, — вместо ответа изрёк Повелитель и потянулся к портсигару, лежащему на столике. — Не составишь компанию?
Вот уж поистине вечер открытий! До сих пор Ада была уверена, что Герман не курит и вообще придерживается здорового образа жизни. Впрочем, Вейц-то, может, и не курил, а вот тело его сейчас — очень даже.
Она не стала отказываться, найдя какое-то особенное эстетическое удовольствие в том, чтобы медленно поднести каминную спичку к сигарете Повелителя и, помогая прикурить, ещё раз встретиться с ним глазами, подержать эту необыкновенную паузу, насладиться её послевкусием…
Странно всё это. Ещё недавно от близкого и продолжительного контакта с верховным демоном Ада сначала чувствовала себя как на иголках, а после — превращалась в подобие выжатого лимона. Теперь же никакой усталости подобного рода не ощущалось, но значительная доля сил уходила на то, чтобы сдержать порыв сесть к Повелителю поближе.
«Что же он такого сделал?.. И сделал ли?..» — Мало кому известен тот факт, что в первоначальном варианте рукописи демона звали вовсе не Воланд, — запрокинув голову, Астарот с явным наслаждением выпустил струю дыма. — Имя главного «злодея» было заменено в самый последний момент перед сдачей текста издателю. До этого в черновиках фигурировало моё имя. Пришлось явиться к Михаилу Афанасьевичу лично и недвусмысленно намекнуть, что он поступает… опрометчиво.
— Но почему Вы были против, Повелитель? Вы же могли стать главным героем бессмертного романа!
— А если точнее, книжонки, которая бы ляпнула жирную чёрную кляксу на мою репутацию, — возразил Герцог, и снова гримаса брезгливости на долю секунды исказила его умиротворённое лицо.
Ада не нашлась с возражениями. Потому что не понимала, в чём же, собственно, состоит неудовольствие покровителя. Уже не одно поколение людей, особенно молодёжь, зачитывалось этим произведением, признанным образцом классики — и в нём Ада видела ресурс, удачное средство популяризации фигуры Астарота в массовом человеческом сознании.
Заметив вопросительное недоумение на лице девушки, Герцог снизошёл до пространного объяснения:
— Женщину на одну ночь выбирает себе совершенно иной контингент мужчин. И делает он это, посещая заведения известной направленности, с совершенно определёнными целями, — строгий взгляд на собеседницу. — Скажи, Арьен, по-твоему, я похож на любителя ночных бабочек?
— Нет.
По правде сказать, Ада понятия не имела, как должны выглядеть эти самые завсегдатаи публичных домов и ценители запретного, но на всякий случай не стала акцентировать на этом внимания.
— В романе Булгакова Воланд, если помнишь, выбирает себе Королеву из смертных женщин всего на одну ночь. Я же гораздо более постоянен в своих привязанностях и делаю подобный выбор примерно раз в столетие.
— Так это всё-таки настоящий титул? — решилась уточнить Ада.
— Пóдлинней не бывает, Арьен.
Лучезарная улыбка Повелителя была лучшим подтверждением.
— А почему вы выбираете раз в столетие?
— Смертные обычно не живут дольше века. За редким исключением.
— И Вы остаётесь верны своей Королеве, пока смерть не разлучит вас… — в задумчивости пробормотала меченая.
— Ну, можно и так сказать.
Астарот хмыкнул. Ох уж эти женщины с их романтическими глупостями.
— Получается, Ваши Королевы — обычные смертные женщины?
— Я бы не назвал их совсем уж обычными, — Герцог наклонился вперёд, аккуратно стряхивая пепел. — Но все они смертны, это действительно так.
— А как же… Я ведь… Ну то есть...
— М-м?
Уловив нотки нерешительности в голосе собеседницы, мужчина приподнял бровь и сосредоточил всё своё внимание на подопечной. Ада замялась и потупилась, уже жалея, что слова вылетели раньше, чем она успела сообразить: эту догадку озвучивать не стоит.
— Смелее, — мягко подбодрил покровитель. — Сейчас допустимы любые вопросы, и ты вправе задать самый каверзный из них. Согласись, было бы невежливо с моей стороны оставлять любимую служительницу в информационном вакууме относительно такого важного этапа в её жизни.
Он замолчал и отвёл взгляд, казалось, полностью сосредоточившись на медитативном процессе пускания фигурных колец дыма.
— Может быть я преувеличиваю, конечно… — неуверенно начала девушка. — Но после того случая, когда я… когда Вы… В общем, такое ощущение, что с недавних пор я не старею, Повелитель.
— Так и есть, — невозмутимо отозвался демон, не поворачивая головы. — А вернее, ты стареешь очень медленно. Я наделил тебя этим даром, когда залечивал твои шрамы.
Ада шумно выдохнула. Значит, это не иллюзия, она всё верно подметила! Какое же это облегчение узнать, наконец, правду.
— Получается, такой способностью наделяется не каждая Королева? — отойдя от первого шока, продолжила расспросы девушка.
— Скажем так, она слишком энергозатратна и весьма высока по «стоимости», чтобы даровать её всякой моей избраннице. Так что нет. Этого дара удостаивается лишь та, кого я захочу выделить среди числа прочих.
Ада нахмурилась, закусив губу.
«Ба! Да ты, никак, ревнуешь?» Она не могла сказать с уверенностью, что это за чувство только что больно кольнуло сознание. Но ей не нравилось ощущать себя
одной из числа прочих, пусть даже и особенной. Астарот молчал, с весёлым любопытством наблюдая за собеседницей. Гневная реакция девушки забавляла Герцога и, кажется, льстила его самолюбию.
Ну уж нет, не дождётся! Она не станет закатывать истерик и устраивать сцен ревности. И словечка не вымолвит!
— Почему именно я? — прозвучал спокойный вопрос вместо уже готового сорваться с губ укора.
— Потому что ты достойна этого дара, — так же просто ответил демон. — Как достойна быть моей Королевой.
Ада не считала себя исключительной. В ней не текла кровь знатной династии, она не была персоной с мировым именем или роскошной Софи Лорен. Вокруг неё было полно женщин умнее и красивее, к которым гораздо органичней подходили определения «выдающаяся» и «несравненная». И всё же Повелитель выбрал её… Нет, Аде была недоступна его логика. Пока он не сказал это:
— Сегодня ты без колебаний готова была проститься с жизнью, желая остаться подле меня. Это ли не лучшее доказательство верности?
— И Вы желаете, чтобы я приняла этот титул в ближайшем будущем?
— Мне бы этого хотелось, — утвердительно кивнул Владыка змей. — Однако решение принимать тебе.
— Я что же, могу выбирать? — удивилась девушка. — И отказаться тоже могу?
На этот раз покровитель ответил нехотя:
— Можешь. И я не стану настаивать на выборе прямо сейчас.
И всё же, несмотря на его слова, Ада задумалась уже теперь. Чего-то здесь не хватало… какого-то значимого фрагмента паззла, без которого целостная картинка никак не желала складываться воедино.
— Повелитель, а могу я узнать, какие у Вашей Королевы обязанности?
— Такие же, как и у всех остальных моих служителей: быть верной соратницей, — Астарот улыбнулся. — Однако я бы не назвал это обязанностью. Слишком императивное слово. Скорее, это призвание души.
— Но есть же какие-то критерии, по которым одна девушка может выделиться из числа служителей и стать Вашей верной спутницей, а другая так и останется в меченых? — продолжала допытываться Ада.
Призрачная разница положения Королевы и меченой (помимо названий) покуда была ей не ясна.
— Скажу больше: довольно часто Королеву я выбираю вообще не из числа моих служителей. Так что не забивай свою прелестную головку ворохом ненужных подробностей, — посоветовал демон. — Ты узнаешь о них чуть позже, если всё ещё будешь хотеть этого. Всему своё время.
— Хорошо, — осторожно согласилась девушка. — Но есть одно обстоятельство, о котором мне нужно знать всё и прямо сейчас.
Голос её вдруг обрёл неожиданную твёрдость.
— Моя семья. Что с ней будет? Мне придётся порвать все связи с близкими?
— С чего вдруг такие мрачные прогнозы? — усмехнулся Герцог. — Зачем же настолько сгущать краски.
— Значит, я смогу с ними общаться, как и прежде?
Ада заметно приободрилась.
— Арьен. Если я говорю «мне нужна Королева в твоём лице», я не имею в виду «приданое» в виде твоей многочисленной родни до седьмого колена, — отшутился Астарот.
— В таком случае я даю Вам своё согласие, — без тени веселья, серьёзно проговорила меченая. — Когда придёт срок, я стану Вашей Королевой.
Повисла пауза. Перестав курить, Повелитель несколько долгих секунд всматривался в лицо собеседницы в попытке по одним только ему видимым знакам прочесть причину такой скоропалительности.
— Ты хорошо подумала, Арьен? — наконец, нарушил он затянувшееся молчание.
— Можете не сомневаться, — тихо, но твёрдо ответила девушка.
— И всё же я задам тебе этот вопрос снова.
Теперь уже и Астарот стал предельно серьёзен, лицо его выражало крайнюю степень сосредоточенности.
— Вы так говорите, будто я письменное согласие на отсечение головы посредством гильотины подписываю, — пожала плечами Ада и отчего-то отвела глаза.
— Отнюдь. Меня тебе не стоит бояться, ибо, как ты знаешь, я никогда не изменяю своему слову. Моё…
опасение касается иного.
Затушенный окурок жалобно зашипел, одним резким движением смятый, вдавленный в поверхность пепельницы.
— Полагаю, подобная поспешность в этом решении вызвана твоей…
привязанностью к Владимиру и желанием сохранить ему жизнь, верно?
Ада не отвечала, не смея — сама не зная почему — поднять на Повелителя глаз.
— Мне это понятно, — не дожидаясь ответа, невозмутимо продолжал Герцог. — Именно поэтому я так дотошно и спрашиваю тебя: хорошо ли ты подумала? Стόит ли такой жертвенной заботы тот, кто использует тебя самым бессовестным образом?
— Неправда! Володя меня любит! — вспыхнула девушка.
— Поэтому он попытался тебя убить, метнув огненный снаряд в газовый баллон? Оригинальный способ показать свою любовь.
Демон саркастически усмехнулся и с выражением ядовитого скепсиса, разлившегося по лицу, закинул нога на ногу.
— После столь явно выказанной агрессии в адрес моего служителя я имею полное право раздавить его, как клопа. И давно бы сделал это, если бы не твоя трогательная просьба, переданная через сестёр. Скажи, Арьен, этот чародей настолько тебе дорог?
— Убить?.. Он хотел меня убить?.. Нет, нет, как же это…
Голос Ариадны задрожал и надломился, сорвавшись на шёпот. Не нужно было быть мастером проницательности, чтобы понять: сказанное Астаротом попало точно в цель. Но страшно было не это внезапное обличение. Как известно, влюблённые склонны подвергать сомнению даже самые явные доказательства, если не хотят верить в вину любимых. Но Ада поверила. Потому что только сейчас поняла, чтό всё это время смущало её, не давало покоя, звенело тревожным звоночком где-то на задворках аналитической мысли. Повелитель лишь придал форму её неясным сомнениям, озвучил то, что давно скреблось в подсознании.
— Но зачем? Почему?!
— Потому что он чародей и не умеет иначе? — предложил свою версию демон. — Не могу утверждать с уверенностью, но вполне вероятно, его привлекает твоя Сила, унаследованная от бабушки. Впрочем, о мотивах его действий лучше спросить самого господина Волкова.
«А Повелитель дело говорит. Владимир признался в любви когда? Только после того, как своими глазами увидел свидетельство дара, передавшегося по наследству. А до этого что ж столько времени молчал? То-то и оно».— Чёрт.
Понурившись, девушка устало потёрла лоб. Ладонь её заметно подрагивала.
— Не стоит так остро это воспринимать, Арьен. Многие смертные способны убить соперника, лишь бы не лишиться объекта своей любви. А поскольку меня он убить не может…
— И что, поэтому нужно убивать меня, руководствуясь принципом «Так не доставайся же ты никому»?! — огрызнулась меченая, вскинув на покровителя взгляд, обжигающий гневом. — Не любовь это, а чистейшей воды логика собаки на сене! Эгоцентричной, расчётливой и безжалостной. Я не объект любви и не желаю им быть. Я субъект, живая и свободная личность!
— Тише, Арьен, тише… — Астарот примирительно поднял руки. — Любовь для тебя — это свобода. Я помню.
Он тепло, обезоруживающе улыбнулся.
Он запомнил!.. Эту фразу она произнесла перед своей «кончиной». Финальным аккордом прозвучали эти слова в её смертной симфонии. А он запомнил… И не просто принял к сведению, сохранив в памяти, как один из многочисленных сухих фактов — кажется, Повелитель… уважал её мнение?
Ада замолчала, вперив взгляд в пол в судорожной попытке переварить свалившийся на неё ворох разрозненной информации. Астарот молчал тоже, тактично давая собеседнице передышку, понимая её необходимость и важность. Она не знала, сколько времени прошло, прежде чем он заговорил снова — может, пара минут, а может, добрая четверть часа.
— У вас, людей, есть прекрасная экранизация одного романа. «Молчание ягнят». Ты смотрела фильм, Арьен?
Меченая подняла непонимающий взгляд на покровителя, кивнула.
— Все серии.
— Тогда ты, конечно, помнишь финальную сцену «Ганнибала», где доктор Лектер отсекает себе кисть, чтобы скрыться от федералов, которых вызвала Кларисса.*
— Такой эпизод невозможно забыть… — протянула девушка. — В своё время он произвёл на меня сильнейшее впечатление. Впрочем, как и весь фильм. Одна игра Энтони Хопкинса чего стоит. А сколько резонансных обсуждений она вызвала после выхода первого эпизода…
Незаметно для себя Ада вовлеклась в рассуждения. Подспудно она была рада отвлечься от мрачных мыслей и благодарна Повелителю за этот разговор.
— Некоторые коллеги по съёмочной площадке даже побаивались Хопкинса — настолько правдоподобно он сыграл маньяка. Пожалуй, это лучшее признание его актёрского таланта. Но если сравнивать фильм с романом…
— Прекрасный образец любви мужчины, — вдруг перебил Астарот. — Я бы сделал то же самое.
От столь резкого перехода в теме Ада осеклась и замолчала. Демон, рассуждающий о любви? Нонсенс. Слишком уж не укладывающийся в привычную, привитую с детства, картину мира образ. «Любовь — чувство, присущее сугубо человеку, квинтэссенция лучшего, что есть в создании Божьем. Инфернальные же сущности на него не способны. Более того — они испытывают ненависть к любым проявлениям любви и стремятся их уничтожить». Как-то так объяснял маленькой Арише дедушка-богослов. Так ведь? Традиционно считается, что так. Если не брать в расчёт литературную традицию романтизма.
Помолчав и отпив ещё кальвадоса, Герцог как бы между прочим добавил:
— Собственно, я это и сделал.
— Что сделали?.. — на автомате переспросила девушка.
Погруженная в свои размышления, она забыла, о чём они только что говорили. А, кажется, о фильме «Ганнибал» и самоотверженном поступке доктора Лек…
— Постойте! Что?! Чтό Вы сделали?! Как это?! Когда?!
Меланхоличная улыбка тронула губы Астарота.
— Ты ведь не думаешь, что возвращение тебя к жизни пять лет назад ничего мне не стоило?
— Вы что, руку себе отрезали для этого?! — ахнула Ада, чуть не подскочив.
— И отрезал бы вторую, если бы понадобилось.
Спокойствие ответов покровителя резко контрастировало с крайней степенью изумления и растерянности его подопечной.
— Да ты что!!
Она всё же вскочила. Почувствовала, как по спине пробежал липкий холодок ужаса. Её обеспокоенный взгляд непроизвольно заскользил по фигуре мужчины — обе конечности были на месте.
«Ай, бестолочь! Ну конечно на месте, это же тело Германа! Так, может, он поэтому никогда не является в своём истинном облике, что у него руки теперь нет?! Или крыла? Или… Как там это на его родной оболочке отразилось? Чёрт! Чёрт! Чёрт! Всё из-за тебя, чёртова баба!»— Примите истинный облик, Повелитель. Сейчас же, — потребовала Ада.
— В этом нет необходимости, — всё так же спокойно возразил Астарот, поморщившись чуть брезгливо. — Я сказал это тебе не для того, чтобы получить сочувствие, а тем более жалость.
— Я настаиваю. Покажитесь, — не отступалась девушка. — Пожалуйста…
Весь спектр переживаний настолько ярко отражался сейчас на её лице, что Герцог поспешил её успокоить.
— Арьен, не нужно столько тревоги. Я говорил не буквально, а про энергетический аспект, — он мягко улыбнулся.
Простонав что-то нечленораздельное, Ада с облегчением опустилась обратно на диван, от переживанья приложила ладонь к губам тыльной стороной.
— Но… это ведь всё равно больно? — не прошло и минуты, как снова встревожилась она.
— Приятного мало, — уклончиво согласился демон.
— Насколько?
— Зря я вообще тебе сказал.
Казалось, Астарот уже и сам пожалел, досадуя на свою открытость.
— Так же больно, как если бы Вы были человеком и отрезали себе руку? — не обращая внимания на его ворчанье, не унималась девушка с расспросами.
Сообщение Повелителя, несмотря на то, что она узнала о нём только сейчас, спустя несколько лет, ошеломило её. Он ответил не сразу, сначала долго вглядывался в её лицо, будто раздумывая, стоит ли беспокоить такими подробностями. Но, по всей видимости, она теперь не отступится — этой упрямице настойчивости не занимать.
— Да. Это было так же больно.
— Господи помилуй… — пробормотала девушка, непроизвольно поёжившись.
— Ну-у… — иронично скривился Астарот. — Вот Бог-то тут совсем ни при чём.
Но Аде сейчас было не до шуток.
— И столько лет молчал!
— А зачем было говорить? — пожал плечами мужчина. — Ради неуместного бахвальства? Чтобы навязать тебе вину? Выпросить порцию сочувствия? Или чтобы заставить чувствовать себя обязанной мне? Да, так можно было сделать. В манипулятивных целях, — согласно кивнул Герцог. — Но я не ставил себе подобной цели.
Он развёл руками.
— Так вот почему ты тогда почти целый месяц не приходил… — понимающе пробормотала Ада. — Я думала, это обида, а ты просто…
Она шумно выдохнула, с силой сжав ладони.
— Но зачем! Зачем Вы это сделали, Повелитель! А если б что-то случилось? Вы же себя ослабили! Вы были ранены! Ваши враги могли воспользоваться этим, чтобы нанести подлый удар в спину, а то и вовсе…
Он заглянул ей прямо в глаза и грустно улыбнулся.
— Ты и сама знаешь ответ, Арьен.
Она знала. Конечно, знала. Женщина не может не чувствовать подобное.
«Все эти годы ты отвергала, терзала, мучила меня — а я любил. Глупо, безумно, безнадёжно. Вопреки всем стараниям перестать — любил. Порой ненавидя столь же сильно. И огонь этот разгорался тем ярче, чем сильнее желал я превратить искры в пепел. Владыка тысяч душ, командующий десятками легионов, я проиграл главную битву, не сумев совладать с душой собственной. Никто не любил тебя так, как я. Но никогда ты не услышишь от меня этого признанья: я — верховный демон, а мы горды». Так сказали молчаливые чёрные глаза, смотрящие на неё сквозь пелену печали. И глаза льдисто-синие, испившие чашу этой тоски до дна, беззвучно ответили:
«Я знаю». — Я знаю. Знаю… — повторили губы.
А пальцы уже скользили по мужской щеке — осторожно, нежно, говоря лучше всяких слов.
Астарот замер, не отстраняясь, но и не поощряя внезапную ласку. Всего на мгновение в глазах его полыхнуло — и вдруг заволокло непроглядной чернотой. Так случалось с ним в минуты сильнейшего гнева.
Ада встрепенулась, испуганно отдёрнула руку, будто обжёгшись.
— Простите меня…
Девушка рывком вскочила, поспешно пятясь прочь.
— Пожалуйста, простите, Повелитель!
На щеках вспыхнул румянец жгучего стыда. Сейчас она готова была хоть сквозь землю прямиком в Ад провалиться, лишь бы избежать собственного позора. Как она могла настолько забыться?!
— Извините... Я… я не знаю, что на меня нашло. Столько событий за вечер… и Ваш рассказ сейчас… Мне следовало держать себя в руках. Мне так неловко... Простите меня за эту вольность. Такого больше не повторится.
Ада говорила, устремив глаза в пол, чувствуя, как Астарот поднялся и теперь медленно приближается, — и её речь, и без того сбивчиво-торопливая от волнения, делалась ещё быстрей. Даже когда Герцог остановился напротив, вплотную, она не подняла на него взгляда. Не посмела. Вжав голову в плечи, словно ожидая удара, она была подобна провинившейся собаке, уже знающей, что сейчас хозяин в наказанье больно ударит её. Безропотной, смирившейся, но страшащейся этого.
Тем ошеломительней прозвучало его тихое:
— Ещё.
Глаза демона смотрели сейчас сверху вниз так пристально, что могли бы прожечь насквозь — и встретились с её, изумлёнными и непонимающими.
— Я хочу ещё, Арьен.
В его голосе — требование, настойчивое, нетерпеливое, почти приказ. А вместе с тем… просьба? Просьба, едва сдерживающаяся от того, чтобы перейти в мольбу. Верховный демон привык отдавать распоряжения — но как, должно быть, сложно ему произнести обычное «пожалуйста».
Его боялись, ему уступали, сдаваясь под натиском силы и могущества. Его ненавидели и презирали. С ним сотрудничали и им восхищались — бывало и такое. Верховному демону, несложно побеждать, внушать благоговение или вызывать неприязнь. Но никогда прежде ему не дарили
такого.
Очарованность, будто только теперь открывшая глаза и смотрящая на него по-новому, с удивлённым интересом. Глубокое уважение, помноженное на бесконечную преданность. Сочувствие — но не жалость, о нет! Со-чувствие как сопереживание, понимание и принятие — непритворное и мудрое. И финальная нота — нежность. Такая, в которой нет места корысти и неискренности. То, чего купить невозможно ни за какие богатства мира — можно лишь заслужить.
Всё это — в одном её прикосновении, таком мимолётно-пугливом, точно взмах крыльев колибри… Никогда прежде Астарот не пил ничего изысканней — и теперь жаждал ещё. Хоть немного, всего один глоток! Но ещё!
А она поняла это.
Её протянутая ладонь уже не дрожала, не боялась — снова ласкающе касаясь щеки с лёгкой щетиной, закапываясь в волосах… Астарот шумно выдохнул, прикрыв глаза.
Да, это было оно.
Всё случилось молниеносно. Пол резко ушёл из-под ног, порыв ветра всколыхнул выбившиеся пряди, щекотнув шею — что-то твёрдое врезалось в спину. Подхваченная на руки, с силой прижатая к книжному стенду Ада успела лишь ахнуть и инстинктивно вцепиться в плечи мужчины — ища опору и обнимая.
— Семь лет…
Кажется, это прошептали его губы, прежде чем прильнуть к фарфоровой коже с пульсирующей жилкой.