— Ты и сама знаешь ответ, Арьен.Она знала. Конечно, знала. Женщина не может не чувствовать подобное.
«Все эти годы ты отвергала, терзала, мучила меня — а я любил. Глупо, безумно, безнадёжно. Вопреки всем стараниям перестать — любил. Порой ненавидя столь же сильно. И огонь этот разгорался тем ярче, чем сильнее желал я превратить искры в пепел. Владыка тысяч душ, командующий десятками легионов, я проиграл главную битву, не сумев совладать с душой собственной. Никто не любил тебя так, как я. Но никогда ты не услышишь от меня этого признанья: я — верховный демон, а мы горды». Так сказали молчаливые чёрные глаза, смотрящие на неё сквозь пелену печали. И глаза льдисто-синие, испившие чашу этой тоски до дна, беззвучно ответили:
«Я знаю». — Я знаю. Знаю… — повторили губы.
А пальцы уже скользили по мужской щеке — осторожно, нежно, говоря лучше всяких слов.
Астарот замер, не отстраняясь, но и не поощряя внезапную ласку. Всего на мгновение в глазах его полыхнуло — и вдруг заволокло непроглядной чернотой. Так случалось с ним в минуты сильнейшего гнева.
Ада встрепенулась, испуганно отдёрнула руку, будто обжёгшись.
— Простите меня…
Девушка рывком вскочила, поспешно пятясь прочь.
— Пожалуйста, простите, Повелитель!
На щеках вспыхнул румянец жгучего стыда. Сейчас она готова была хоть сквозь землю прямиком в Ад провалиться, лишь бы избежать собственного позора. Как она могла настолько забыться?!
— Извините... Я… я не знаю, что на меня нашло. Столько событий за вечер… и Ваш рассказ сейчас… Мне следовало держать себя в руках. Мне так неловко... Простите меня за эту вольность. Такого больше не повторится.
Ада говорила, устремив глаза в пол, чувствуя, как Астарот поднялся и теперь медленно приближается, — и её речь, и без того сбивчиво-торопливая от волнения, делалась ещё быстрей. Даже когда Герцог остановился напротив, вплотную, она не подняла на него взгляда. Не посмела. Вжав голову в плечи, словно ожидая удара, она была подобна провинившейся собаке, уже знающей, что сейчас хозяин в наказанье больно ударит её. Безропотной, смирившейся, но страшащейся этого.
Тем ошеломительней прозвучало его тихое:
— Ещё.
Глаза демона смотрели сейчас сверху вниз так пристально, что могли бы прожечь насквозь — и встретились с её, изумлёнными и непонимающими.
— Я хочу ещё, Арьен.
В его голосе — требование, настойчивое, нетерпеливое, почти приказ. А вместе с тем… просьба? Просьба, едва сдерживающаяся от того, чтобы перейти в мольбу. Верховный демон привык отдавать распоряжения — но как, должно быть, сложно ему произнести обычное «пожалуйста».
Его боялись, ему уступали, сдаваясь под натиском силы и могущества. Его ненавидели и презирали. С ним сотрудничали и им восхищались — бывало и такое. Верховному демону, несложно побеждать, внушать благоговение или вызывать неприязнь. Но никогда прежде ему не дарили
такого.
Очарованность, будто только теперь открывшая глаза и смотрящая на него по-новому, с удивлённым интересом. Глубокое уважение, помноженное на бесконечную преданность. Сочувствие — но не жалость, о нет! Со-чувствие как сопереживание, понимание и принятие — непритворное и мудрое. И финальная нота — нежность. Такая, в которой нет места корысти и неискренности. То, чего купить невозможно ни за какие богатства мира — можно лишь заслужить.
Всё это — в одном её прикосновении, таком мимолётно-пугливом, точно взмах крыльев колибри… Никогда прежде Астарот не пил ничего изысканней — и теперь жаждал ещё. Хоть немного, всего один глоток! Но ещё!
А она поняла это.
Её протянутая ладонь уже не дрожала, не боялась — снова ласкающе касаясь щеки с лёгкой щетиной, закапываясь в волосах… Астарот шумно выдохнул, прикрыв глаза.
Да, это было оно.
Всё случилось молниеносно. Пол резко ушёл из-под ног, порыв ветра всколыхнул выбившиеся пряди, щекотнув шею — что-то твёрдое врезалось в спину. Подхваченная на руки, с силой прижатая к книжному стенду Ада успела лишь ахнуть и инстинктивно вцепиться в плечи мужчины — ища опору и обнимая.
— Семь лет…
Кажется, это прошептали его губы, прежде чем прильнуть к фарфоровой коже с пульсирующей жилкой.