- То есть личностью является только человек? А всем остальным существам Вы, значит, отказываете в присущей им индивидуальности и разумности?
- Почему? Нет, нет! Я не это имел в виду! - растерянно воскликнул я, но перебить Ариадну уже не сумел. Черт, мне уже и нацистские наклонности приписали. Вот так дурной славой и обрастают, с чьей-то легкой и красноречивой подачи. Сперва лесной маньяк, теперь нацист. Кем буду завтра?
Ариадна все продолжала говорить. Я молча выслушал ее сомнения в отношении Homo Sapiens, мысленно возражая, что слово "человек" я использовал иносказательно, не как указание на вид, а как... Как... В мои попытки подобрать нужные слова вторглось точное и безжалостное наблюдение.
- Вы так бурно реагируете на упоминание Вашей природы, как будто её стесняетесь. Вам не нравится быть самим собой?
Вот тут у меня вырвался протестующий рык. Самим собой? Это же не я! Это не моя природа! Я не всегда был таким и отлично помню те времена, когда виски не разрывал рокочущий голос Зверя! Счастливые, теперь я это понимаю, времена, к которым нет возврата, но так хочется. И ты симулируешь этот возврат. Трешься около Охотника, не вступаешь в стаю, а ведь мог бы стать правой рукой Уварова. Потому что я не монстр, как они! Я... Человек? Ты игр-р-раешь роль человека, хотя тот месячный спектакль давно окончен.
Ярость схлынула так же быстро, как и появилась. Опершись бедром о раковину, я молча слушал излияния Ариадны насчет безвинных, угнетаемых злобным человечеством волков. Слушал и ничего не понимал. Как можно рассуждать о том, чего не знаешь? Причем так увлеченно, с долей насмешки. "В чужую шкуру не залезешь", - помнится, мой отец так говорил. Не испытав в точности то, что терзает другого человека, не берись судить... Ариадну, видимо, воспитывали как-то иначе. Цапнуть ее, что ли, в полнолуние, чтобы поняла? Некоторое время я терпел. Наверное, встреться мы в какой-нибудь другой день, даже до конца бы выдержал и не стал бы спорить, а смысл? Великого адвоката-гринписовца не переубедить. Но в последний перед обращением день терпением я не отличался и, когда она полезла за творогом, взял слово.
- Вы говорите о волке лесном. Об обычном животном, и тут я с Вами соглашусь, но оборотень кардинально от него отличается. Он разумен, а значит, и мерить его следует по мерке разумных существ. Оборотень зачастую убивает, потому что ему это нравится, нравится гонка за жертвой, запах ее страха, поток горячей крови в горле, ее предсмертные судороги в клыках, ее плач, ее...
Тут я осекся, судорожно сглотнув. Стоило увлечься, как ощущения о том разе, когда я попробовал человеческой крови, нахлынули подобно морской волне во время шторма. Такой будоражащей, вызывающей трепет во всем теле... Только вот теперь, в отличие от разговора со Златой, риск сорваться был куда выше. Я взял паузу, убедился, что держу себя под контролем, и продолжил сквозь зубы:
- Он может убивать. Он имеет право убивать, ведь Он хищник. Это ведь так удобно! Инстинкты - прекрасное оправдание.
Как и для тебя разделение нас обоих! Мы одно целое, помнишь? Нет отдельно Человека и Зверя, доброго и дикого тебя, есть ты! Ты один! Я помотал головой, прогоняя взбешенный рев Зверя на задворки сознания. Правда, до конца это сделать не получилось. В ушах остался раздражающий шум.
- Так что да, Вы правы. Нормы поведения определили люди, но раз Зверь осознает, что творит, и позволяет себе развлечься, - это слово я процедил с отвращением, - то и ответ должен нести наравне с людьми.
Я скрестил на груди руки - закрытая поза точно психологический барьер, помогает держать себя в руках, как в прямом, так и в переносном смысле. Повод был. Ариадна развернулась на полную. Странная у Якуба знакомая, судя по его переживаниям, очень близкая... Если, конечно, это не банальная провокация. С таким упоением рассказывает о жестокости людского рода, будто бы это оправдывает волков, задирающих его представителей словно скот. Задирающих, прекрасно осознавая страдания жертвы и нарочно растягивая их, играясь... Как игрались со мной в опустевшем дворе спального района. Тогда мне казалось, что удача мне улыбнулась, а теперь я осознаю, что тот оборотень забавлялся. Напугать, припустить, внушить надежду и только потом потащить прочь. Даже не вырубив и хребет не перекусив. Я слишком хорошо помню те мгновения, чтобы заставить кого-либо пережить то же самое. И пусть на других оборотней я повлиять не могу, даже эти мизерные потери из числа жертв стоят моей вечной борьбы.
- Значит, мы с Вами по-разному понимаем значение слова "человек".
Дослушав Ариадну до конца, я забрал свой стакан и отвернулся, чтобы сполоснуть его. Черт, что с этим смесителем делать? Дома у меня были другие, старые, советского еще образца, беленькие такие, с красно-синими кружками... Перепутав горячую воду с холодной и едва не ошпарившись, я все же справился с задачей и поставил сверкающий чистотой стакан на полку шкафа. Заодно и обдумал все, что сказала Ариадна. Повернулся к ней.
- Плохое всегда запоминается ярче, потому что это отклонение от нормы. А норма - она и есть норма, которая воспринимается как нечто естественное. Вы, конечно, правы. За все свое существование люди творили много дичи, которой нет оправдания, но... Можно сколько угодно хвататься за биологический аспект, я не о нем. Человек - это создание, способное превозмочь инстинкты во имя искусственной системы ценностей. Морали. Волки в стае не будут таскать еду больному сородичу. Его убьют или бросят, как слабую, ущербную особь. Белая медведица сожрет свое потомство, чтобы дожить до следующего гона и нарожать еще. Сострадание, милосердие, осознанная помощь и благодарность - это качества, которых дикая природа не терпит. Они присущи только человеку, а не представителю вида Homo Sapiens.
Я прищурился.
- Вывод на первый план грехов человечества и замалчивание его добродетелей Вас не красят. Вы будто оправдываете пролитую оборотнями кровь. А что, люди куда более жестокие. Они заслуживают, верно? Вы тоже заслуживаете? А Ваши родные? Теми же идеями оправдывали себя и те, кто отдает приказ сбросить ядерную бомбу или развязать войну. Это нелюди, и звания "человек" они не достойны, в отличие от многих, очень многих в этом мире, которые теряются на фоне этих зверств. Но это не значит, что их нет. Потому я защищал, защищаю и буду защищать людей, хотя бы тех, кто живет на подконтрольной мне территории, от тех, кого человеком не назвать, будь это насильник в подъезде или угрожающий им представитель Изнанки.
Пусть однажды они и придут с вилами и ружьями по нашу душу, да? Пускай. Значит, чем-то заслужил.
На улыбку Ариадны я ответил хмурым, но уверенным в своей правоте взглядом.