Ноги как будто ватные. Рюкзак с вещами, вроде бы легкий, оттягивает плечо, но никогда еще меня не наполняла такая радость. Кажется, еще немного и я взлечу прямиком в безоблачное небо, прямо как тополиный пух, в сияющую летнюю голубизну! Подошвы стертых кроссовок пружинят об асфальт. Я отхожу подальше от автобуса, чтобы не мешать другим ребятам выходить, и, щурясь, оглядываюсь по сторонам. Конечно, он не обещал встретить, но все-таки...
- Эй! - с обочины доносится звонкий свист. Мама вечно ворчит, что мол, взрослый, а свистит как дитя малое. Отца это только веселит. Он тоже щурится от яркого солнечного света. Я тотчас забываю об усталости и лечу к нему, высокому по сравнению со мной, тринадцатилетним пацаном. Может, и я так же однажды вырасту... От отца пахнет машинным маслом - как я обожаю этот запах! - и, уже совсем слабо, маминым стиральным порошком. Пальцы грубые, в заусенцах, которые цепляются за мои торчащие во все стороны волосы. - Ну как, кадет? Добежал?
- Третьим! Третьим добежал! - еще немного, и я лопну от восторга. Те же чувства, что и в момент поступления в наш новосибирский военно-спортивный клуб. Еще не хотели брать, мелкий и тощий. Выкусили?! Первый мой марш-бросок! Четыре с половиной км! Третий! Я готов взлететь, и только отцовская рука на голове не дает мне этого сделать. Он улыбается. Гордится. И ради этого я не против остаться на земле...
Добежал. Вваливаюсь в салон уже по инерции, и машина тотчас срывается с места. Ноги меня не держат. Я валюсь на пол прямо между сидениями. Перед глазами все плывет, во рту привкус крови, в горле - отвратительный запах резины, дешевой обивки и выхлопных газов.
Добежал. Выжил. Спас.
Нащупываю торчащую в спине стрелу. Вошла она неглубоко, но легче от этого не становится. Сердце все еще колотится в груди, взгляд мне не подчиняется - устремлен в одну точку, как у зациклившегося на добыче хищника. Больно. Плохо, но худшее позади. Нужно только дотерпеть... Недолго я ходил в "Альфу", не больше года. Как отец разбился, мама начала закатывать скандалы, и с клубом пришлось завязать, однако уроки закрепились в памяти. Я стискиваю зубы и ломаю древко стрелы, сам наконечник не вытаскивая. Кровью истечь может и оборотень, к тому же, немного этой крови у меня уже осталось... Газель вдруг подскакивает, и я то ли заскулил, то ли застонал. Не знаю. Не понимаю. Все смешалось - я и Волк, старое и новое, добро и зло, свои и чужие. Жизнь и мои представления о ней.
Главное, что добежал. Выжил. Спас. Только вот не отцовская ладонь, пахнущая машинным маслом, ждет меня, а наверняка выговор. Приказ-то не выполнен. Столько полегло, столько крови пролито, и все зазря. Прислоняюсь лбом к ближайшему сиденью и, зажимая ладонью рану на боку, обессиленно прикрываю глаза. Одно лишь знаю точно: о том, что вытащил шофера, а не пленного, не пожалею. Никогда.