Прячась за пустой оболочкой людских приборов, Эларик слушал. Лир, бескорыстный труженик, ― сейчас он, инструмент, казалось бы ― виделся Эларику ближе любого из своих спутников, чей доспех, казалось, был покрыт тонкой коркой полупрозрачного льда. На миг ему захотелось сбросить свою броню, словно моллюску выбраться из раковины, мучительно ощущая хоть что-нибудь кроме этого холода...
Не время. Пора за дело.
***
Искры и молнии ― ещё один уродливый, искаженный металлом мон-кей проваливается в забытье в каком-то шаге от тайны древнее его настолько, насколько он сам старше мотылька-однодневки.
И союзник, такой же уродливый человек-механизм ― смотрит, оценивает. Нельзя дать ему вдуматься в это, нельзя дать ему полностью понять, что он делает. Его интерес легко отвести в сторону ― вопросы всегда помогают в этом. Вопросы ― на которые можно получить очень неожиданные ответы.
***
Капля крови. Тяжелая. Красная. Во взмахе клинка сорвавшаяся и растекшаяся по стене.
Чужая кровь. Не эльдар ― их крови не пролилось здесь, дымящиеся грудой бесполезного металла и плоти машины не угроза для того, что на краткое время вновь стал Яростным Мстителем.
Не машин.
Кровь пленника, взятая осторожно, чтобы тот не истёк оной, оставленная здесь, как ложный след.
Переглянуться с Драконом ― маска цвета пламени молча кивает. Он многое понимает, Финир. Только почему сейчас так ненавистна маска эта, как будто вместо живого под ней пси-кость поднятого мертвеца?
Нет времени для паники, лидер. Нужно помнить. Нужно видеть. Видеть мерцающий-в-пространстве образ Ллановара, видеть тревожно-тусклый огонёк Айлена, видеть всех, каждого в своем сознании, и направлять в едином танце.
Будь сердцем, Эларик.
Бейся.
И он бился.
Как будто в последний раз.