В травках бабуля Рута понимала поболе многих, поэтому мешочки Мартеррана оценила по достоинству. Сунула нос в каждый, понюхала, растёрла в пальцах по щепоти. Ай, хорош чай!
— А я вот, дура старая, не захватила с собой ничего, так торопилась, — посетовала бабуля, возвращая мешочки хозяину. Все, кроме одного — с чабрецом. Самая подходящая травка сейчас, в непогоду. И от простуды убережёт, и сон не прогонит, а дух, дух-то от неё какой! Бабуля Рута взялась заваривать собственноручно, покидав чабрец в ещё не закипевший чайник. Кипеть травке долго не следовало — весь дух в пар выйдет, а лишь только бульки пойдут, надобно было снять чайник с огня, да закутать покрепче, чтобы напиток надышался, набрал силу.
— Эх, медку бы ещё к нему ложечку, совсем сказка бы была, — вздохнула бабуля, вбирая ноздрями прорвавшийся наружу аромат.
Мёду у неё не оказалось, пришлось заменить его очередной песенкой.
Привязалась тут хандра —
В душу льёт, как из ведра,
Не дождём и не водою,
А тоскливою бедою!
Говорит: «Уныла жизнь!»
А я ей: «Сука, отвяжись!
Уползай в свою нору,
Чтобы не было к утру!»
А она не отстаёт —
Песни грустные поёт,
Сивуху хлещет из горла.
Чтоб ты, курва, померла!
Я пошёл в высокий лес
И на дерево залез.
Там дупло, в дупле есть мёд,
Быстро он хандру уймёт!
То ли дуб, то ли ветла,
Лезу, сверху вдруг пчела.
Я назад, она за мной,
А за ней — ай, целый рой!
Налетели, окружили,
Мёда, жаль, не одолжили.
Нос распух и глаза нет,
Но хандры простыл и след.