До того, как они вошли, юный Филавандрель (хотя по меркам людей - безмерно старый) сидел погруженный в собственные мысли. Нетерпение его было вызвано не столько ожиданием, сколько грузом бессмысленных слов, когда следовало начинать действовать и быстро. Он уже слышал это все, и даже полтора раза, поэтому прислушивался к монологу старика Наала в пол уха, уделяя куда большее внимание своим запястьям, чем окружающему миру.
Мысли его, впрочем, вились вокруг того же, вокруг чего и последние месяцы. Эльфы редко переходят к активным действиям внезапно и сгоряча, и, пусть он и считался среди сородичей довольно порывистым после той истории с волком, Филавандрель не слишком отличался от своего народа. Он старался осмотреть вопрос со всех сторон, взвесить каждый риск и шанс, и лишь после этого придти к самому лучшему, или, как минимум, рациональному решению.
Нынешний вопрос, впрочем, оставлял ему не слишком много вариантов. Он давно уже замечал, что жизнь тетушки Минервы идет в гору (самое время с точки зрения эльфа) а значит, ему вскоре не окажется места рядом с ней. Да и по всем правилам пора было уже начинать самостоятельную жизнь. Конечно, быть приближенным и одним из любимых рыцарей её высочества - бремя в той же мере тяжкое, в коей и престижное, но Филавандрель был способен на куда большее, а баллады местных бардов о искателях приключений лишь разжигали в нем желание отправиться решать чужие проблемы. К тому же, местный Круг не слишком жаловал его, пусть друидическая практика, которую он использовал и была не сильно отличающейся от их собственной, но это стало столь же крепким предлогом, как и желание обрести самостоятельность и легенду. И вот, даже в момент великой печали его не желали посвящать в тонкости истории Древа, как и во все остальное.
Мрачные мысли прервались, едва на пороге показались пресловутые искатели приключений. Даже ерзающая от нетерпения Фирлас не смогла их проигнорировать, что вызвало на губах эльфа легкую улыбку. Если уж кто и выделялся среди них порывистостью, то уж точно его подруга по ремеслу.
Дождавшись завершения всеобщих поклонов и формальных приветствий, Филавандрель медленно поднялся, оправляя плащ так, чтобы эфес скимитара был скрыт и, оставив посох у стены, неторопливо подошел к героям, с интересом разглядывая их. О голубой эльфийке он уже слышал раньше, и в действительности, как это часто бывает, она оказалась не такой, как в песнях, что в данном случае не могло не радовать взор. Об остальных барды не пели, так что в их талантах друид в определенном смысле сомневался, но говорить об этом вслух не стал.
- Леди Алесса, рад встретить вас. Песни о ваших деяниях достигли даже моих диких ушей. - Склонившись над её рукой в аристократическом поцелуе, эльф мягко улыбнулся глядя ей глаза в глаза, после чего повернулся и повторил поцелуй с рукой чародейки. - Леди ди'Сомери.
Остальным он лишь кивнул, поскольку этикет не подразумевал тонких манипуляций с не знатными и мало известными личностями, а сколь бы ни был дик и невоспитан сам Филавандрель, он все еще находился при дворе графини и не собирался позорить себя в её глазах.
Однако, вместо того, чтобы вернуться на место, друид, еще раз окинув искателей приключений взглядом, переместился ближе к Минерве, склоняясь к её уху и едва слышно заметил:
После чего, задержав взгляд на её глазах еще немного, широко улыбнулся и поклонился героям:
- С вашего позволения, леди и господин, я хотел бы присоединиться к вам. Мой лук и посох вы наверняка найдете весьма полезными, к тому же здесь вряд ли есть кто-то, кто заинтересован в разрешении проблемы больше меня.
И он не врал. Помимо желания помочь Древу, Филавандрель так же лелеял надежду, что это станет лишь первым шагом на пути к его собственным мечтам и планам. Навряд ли хоть кто-то, включая старейшин, возлагал на это дело столь большие надежды.