Через пятнацать минут к воротам, около которых стоял Рамон, подошла Летисия. Сменив бежевый костюм на плотную кожаную куртку и синие джинсы, она несла за плечом большую спортивную сумку. Когда она приблизилась, Рамон ещё острее почувствовал вонь. Ощущение, будто она только что сьела гору гнилых тако.
- Итак, Рамон. У нас мало времени. Ты знаешь, где сейчас Эстель и твоя дочь?
- Прости за откровенность, но печать твоего хозяина хорошо... заметна. Это только я ощущаю, или остальные люди тоже? - поинтересовался Рамон. - А насчет Эстели, я оставил ее у друзей. К сожалению, я теперь в душе не чувствую, где это, потому что за последние несколько часов довольно много народу померло. И возможно они винят в этом меня... могу их понять, к сожалению.
- Прощаю. Бог бывает суров к своим подданым, - улыбнулась Летисия - Где эти друзья?
- Ну, они работали на Шкатулочницу. Хесус называл ее Чантико. После ее смерти, у них там наверное разброд и шатание. Но кого-то мы можем найти в их церкви. Вне зависимости от того, будут ли они рады нашему приходу.
- Какой церкви?
- Святой Смерти, - вздохнул Рамон. Хесус его сразу понял, а эта не въезжала.
Не сказав ни слова, Летисия подошла к потрёпанному микроавтобусу на парковке. Вместо того, чтобы открыть дверцу, она упала на колени и вознесла руки к бежевому зданию "Двенадцати благословений" и начала кричать.
Только спустя несколько секунд ступора Рамон понял, что она орала молитвы. Их ломаный, хрипящий, неестественный язык напоминал тот трюк, когда записи песен жанра блэк-метала воспроизводили задом наперёд и получали демоническое наречие.
Летисия вопила целую минуту.
И бог, видимо, ей ответил.
Дверца микроавтобуса окрасилась чёрным цветом по своим контурам. Этот анти-свет пульсировал, будто живой, Рамон слышал оттуда нестройное шипение и гул.
- Войди в дверь моего бога. Он отправит тебя и меня в церковь Святой Смерти, - Летисия встала и открыла дверцу - Не устрашись. Ведь тебе остался шаг до пробуждения.
За дверцей не было ничего. Сплошь чёрная дыра, содрогавшаяся без всякого ритма. Рамон ощутил холод космоса, где все звёзды и планеты уже давно мертвы.
- Да пиздец, - сказал Рамон, - во что я только не вступал, - и с этими словами он без колебаний вошел внутрь.