Выслушала Цзинь Жолань учтивого бородатого воина, изучила покрасневшие глаза его, заглянула в одну ноздрю, послушала кашель — и закивала головой: тут она знала, как помочь, это ей совсем не трудно. Отправилась к тем, кто в кабаке кухней и вином распоряжался. Попросила кружку браги покрепче, соку лимонного туда выдавила, изучила имеющиеся приправы и корешки — ещё кое-чего добавила, потом брагу отдала подогреть на огне, а когда её вернули, исходящую паром и пряным ароматом, достала из складок одежды маленький узелок с зеленоватым порошком — и отсыпала порцию в напиток. Подала воину, довольная собой: средство верное, и не таких хворых на ноги ставило. От денег отказалась — пусть, если хочет, кабацким заплатит за ингредиенты и труды. А ей не надо: хватило и того, что после сегодняшнего испытания тоже не стал насмехаться и пренебрежения выказывать. Да и не торговать она сюда пришла.
____
На следующее утро сидела она, крепко задумавшись, над изящно написанным билетом.
Конечно, доводилось ей слышать, как тесть иногда с приятелями беседы о буддизме пытался вести и о гунъанях рассуждал. Так ведь одно дело слышать, а другое — самой философским рассуждениям учиться. Не хватало Цзинь Жолань знаний, чтобы дать ответ.
Попробовала она тогда к своему сердцу прислушаться. К той мудрости, что не благодаря учёным книгам в человеке копится... И отчего-то сразу вспомнила про свою семью. Про то, как жили они — не тужили и казалось, что всегда будет так хорошо. И про то, как внезапно лишилась Цзинь Жолань всего этого. И как стала дальше потом жить...
Почти уверенной рукой она вывела на чистом листе ответ:
«Фэнь Вэй считал, что ушла спокойная уверенность в том, что жизнь всегда будет идти своим чередом, а осталось смирение с новой долей. И он был прав, поскольку собственным примером доказывал это. И в то же время неправ — ведь его соседи не смирились, а предпочли бороться, даже если неверно определили причину своих бед. Каждый переживает утрату по-своему».