«Почему открыто?» — вот первый вопрос, который всплыл в голове Артёма. Успев внутренне смириться с гибелью Кати, вампир словно споткнулся. Он пытался понять. Обнаружить расчёт в действиях Миши. И не находил.
При взгляде на электрическую прорезь, лежавшую вдоль плохо освещённой лестницы, его сердце проваливалось к пяткам. Раз за разом, безотказно. Впервые за последние дни Артёму стало по-настоящему страшно. Он никому не позволял приблизиться к себе, держался отстранённо, профессионально. И стоило сломать один запрет, как с грохотом посыпалось всё. Он вытащил несчастливую даму пик с профилем Екатерины из недостроенного карточного домика.
Одинцов с огромным трудом подавил намерение влететь в квартиру, сломя голову, и отдаться инстинктам Зверя. Застыв посреди лестничной клетки на окраине Перово, мужчина в кремовом свитере и с бледным лицом вздрагивал, как будто его пугали ночная тишина и гитарная трель. Артём не мог успокоиться и взять себя в руки. У него не получалось отстраниться эмоционально. Бессмертие сделало его практически неуязвимым. Многие годы он жил, не зная поражения, ничем не рискуя.
А вот теперь… казалось, в квартире Михаила заперта его душа. Взята в заложники, как делают головорезы в охваченной войной Палестине. Душа, сердце… какой же никчёмной метафорой они казались Артёму. Такие признания пишут на заборах пионерлагерей. Какого-нибудь «Огонька». А, смотри-ка, семидесятилетний старик терял голову точно так же, как распоследний школьник.
Мехет прижал ладони к лицу, тщательно вымеряя секунды по щелчкам наручных часов. Механический бег «Победы» понемногу заставил его мыслить — и пока настоящий Артём бился в молчаливой ярости, которая слишком напоминала истерику, Одинцов-референт перестал быть собой. Он представил на своём месте Ефремова — удобную внутреннюю модель. Холодного, рассудительного, исполнительного. Эта сущность заставила Артёма сделать шаг. Затем ещё один.
Он двигался мягкой поступью, не чувствуя ног. Не чувствовал он и рук. Тело действовало само, по заданной установке. И тонкая стенка, которая разъединила Ефремова-модель и Артёма-вампира, трещала с каждым шагом. Остатки Артёмовской воли вцепились в его горло как цепь. Дойти, сказать пару слов… Он знал, что сорвётся с цепи, когда увидит то, с чем уже смирился. Его худшие опасения оправдаются, а он убьёт Мишу.
Артём не взял с собой ни ножа, ни какого-либо другого оружия. Уходя от Ефремова, он сказал себе тогда под нос: que sera, sera. По-испански это означало «будь что будет».
За дверью его встретила прихожая, а переборы гитары умолкли.