... и увидел того же самого Артёма Одинцова, каким он был чуть ли не половину столетия назад. По-прежнему по нему трудно было сказать, сколько ему лет. Он был из тех, кого даже в тридцать четыре называют "парень". Такие люди и в двадцать пять, и в тридцать пять выглядят примерно одинаково - и возраст на таких лицах начинает проглядывать лишь после сорока.
Ростом Артём был, как говорится, не низок, не высок. Сто семьдесят пять - ему нравилось это число. Потому что оканчивалось на пять - его любимую и, как он отчего-то решил, счастливую цифру. А вот цвет волос ему совершенно не нравился: во-первых, потому что не тёмный, во-вторых, потому что непонятный. Какой-то непонятно-русый.
«Полная фигня...»
Приблизившись к зеркалу, он внимательно осмотрел своё лицо - смотрел долго, въедливо, как будто в первый раз. Провёл руками по щекам, попробовал улыбнуться (вышло немного криво), затем выразил удивление (с этим проблем не возникло). А потом не удержался и скорчил рожу, рассмешив самого себя.
«Ну и ну...»
Это было приятно. И странно. Как долго он не смеялся? Просто. Искренне. Он не мог даже вспомнить последний раз.
«А ну-ка...»
Одинцов напряг бицепс перед зеркалом, потом пресс, потом повернулся спиной и посмотрел через плечо, напрягая мышцы спины.
«Ну, не атлет, конечно, но вроде и не слабак».
В очередной раз он сам себе сказал спасибо, что перед ночью Становления бессмертным он старался поддерживать форму - по крайней мере, не сильно себя запускать - и пусть и нерегулярно, но посещал гимнастический зал вместе с коллегами.
«Ну ладно, хорош. Пора...»
Застегнув рубашку, Артём набрал номер такси и вызвал машину, а после принялся за чертовски нелюбимое им дело - завязывать галстук-бабочку. Вот это был настоящий кошмар. После первой попытки этот странный аксессуар напоминал обрубок висельной петли, и Одинцов аж выругался, бросив недовольный взгляд в зеркало.
«Есенин, бляха-муха...»
Всё-таки кое-как раза с четвёртого справившись с этой чудовищно непростой задачей, Артём облачился в пиджак и выскочил в коридор, где быстро надел ботинки, завязал шнурки, накинул на плечи куртку и, захватив с собой шапку - теперь-то ушами холод ощущался совсем иначе - и кожаную сумку, торопливо покинул квартиру, не забыв запереть дверь на оба замка.