Изогнутый крючок легко вошёл в скважину. Их делали широкими, чтобы не усложнять процесс выточки ключей, и Артём отлично об этом знал. В Советском Союзе мало беспокоились по поводу воров, когда речь заходила о метизной продукции. Почему-то обыватель привык считать, что вор — это существо из тонких эфиров, которое всегда найдёт щель. Доходило до того, что при некотором усердии интересующийся человек обнаруживал, что ключ от родной двери открывал ещё штук пятнадцать в радиусе нескольких улиц, ведь их замки, скорее всего, были произведены на одном заводе — например, на нижегородском «Электроприборе».
Одинцов несколько раз качнул шпилькой, нащупывая сувальды, и дело на этом окончилось. Ему даже не пришлось слушать — только двигать штырёк взад-вперёд, пока щелчок не оповестил о том, что сделанные наскоро пазы сошлись вместе. Пружина выпрямилась внутри, вытянув ригель из паза в косяке, и дверь мягко приоткрылась. Сквозь щель дохнуло отвратительным смрадом, а шорохи набрали силу — казалось, что в темноте копошится огромное множество тараканов, елозящих блестящими лапками по хитину друг друга. Настал черёд Артёма оглядываться на Ефремова перед тем, как открывать дверь. Вентру твёрдо кивнул, хотя на его лице явственно читалось отвращение.
Один за другим они нырнули в квартиру, которая могла с одинаковой вероятностью видеть и лучшие, и худшие дни. Полосатые обои лоснились мокрыми полосами, а исцарапанный сервант выглядел ровесником Парада Победы. В узкой прихожей едва нашлось место для вбитых в стену крюков. На одном опухла неубранная с зимы дублёнка, второй приютил куцый мужской бушлат. Обитатель кватиры, кем бы он ни был, жыл бобылем.
Слева белела дверь в спальню, покрытая облупившейся белой краской, а впереди открывался тесный проход на кухню. Едва подавив дрожь, Одинцов вдруг почувствовал, что тени в глубине кухни шевелятся, переливаясь под серым квадратом окна как покатые плечи осьминогов. Словно бы двое или трое людей, упав на корточки, что-то собирали на полу.