Прежде чем лечь на операцию, приведи в порядок свои земные дела. Возможно, ты ещё выживешь
Глаза сразу же наметили на теле худощавого мужчины несколько точек, попадание в которые закончилось бы для вивисектора далеко не благоприятным образом - в конце-концов, кому, как не врачу, знать, куда следует надавить, чтобы стало больно? Однако с первым залпом Фауст, честно говоря, сплоховал. Выстрел, намеченный в шею, скосил, врезавшись в ключицу, а мимика лица не задавшегося прозектора говорила о том, что своими действиями Герман добился лишь ещё большего остервенения оппонента. А секунду спустя...
Слушая дивный голос участниц больничного хора, седой хирург невольно пришёл к выводу, что все ранее слышанные им вопли оперируемых являются не более чем тихим комариным писком, едва уловимым в ночной тишине. Всё более нарастало чувство того, что прямо сейчас барабанные перепонки не выдержат сего чудесного звучания и взорвутся, а ушные раковины обагрит всем, чем только может их обагрить в данной ситуации. Оглушительный визг заставил доктора рефлекторно прикрыть хотя бы одно ухо свободной рукой, что, собственно, и использовал его соперник, дабы сделать свой ход.
Режущая, пронзающая боль прошлась по вооружённой руке. Не потребовалось и взгляда или касания, чтобы понять - лезвие лопатки вскрыло кожу, обнажая на белый свет бренную плоть Германа... хотя, если честно, пиджак было жаль немного больше.
Но приблизившись на расстояние удара, шизоид даже не осознал, что этим развязал коллеге руки. Даже не потребовалось как-то особо целиться или фокусироваться, чтобы сделать второй выстрел - на этот раз решающий. Наблюдая за тем, как зрачки поехавшего медленно расширяются, кожа становится ещё на порядок бледнее, из груди вырывается последний вздох, а он сам медленно падает на землю, словно подкошенная ковыль, Фауст осознавал, как же всё-таки хороша жизнь! Во рту почувствовалась горечь и кислота, и не травмированная рука, приведя оружие в безопасное состояние, на автомате потянулась в карман за сигареткой.
"Ах да... я ж не курю"
Вздох. Бросил беглый взгляд на руку. Визуальный контакт с нанесённой на собственное тело раной оказал на дока несколько большее влияние, нежели само ощущение распоротой конечности. Так. Спокойно. Это всего лишь маленький порез. Герман глубоко вздохнул, затем ещё раз. Для него это был лучший способ восстановить самообладание. Понятно, что сперва нужно заняться раной, а только затем двигать - если, конечно, он не боялся занести инфекцию, подвергнуться заражению крови или пойти на возможную ампутацию.
Первое дело - фиксация конечности на горизонтальной поверхности, в роли коей выступила лежанка, на которой ещё недавно располагался мужлан с безнадёжной ногой. Признаться, при всём своём профессионализме и умении мастерски вскрывать и зашивать других людей, силу полевой хирургии на себе Фауст ещё ни разу не испытывал. Но, благо, простейшие правила ОБЖ и инструктаж Красного Креста всплыли в памяти седого хирурга как нельзя вовремя.
Смоченный спиртом платок прошёлся вокруг пореза, вытирая натёкшую кровь, а затем был безжалостно сложен в несколько раз и плотно приложен к ране. Прежде чем накладывать повязку, стоило остановить или хотя бы ослабить кровотечение, в чём помог бы жгут. К несчастью, специального медицинского резинового жгута под рукой не оказалось, так что пришлось импровизировать, используя позаимствованный у одного из пациентов "хирурга" ремень. Оный был накручен над расположением пореза и зафиксирован в сем положении при помощи первого попавшегося под руку предмета, коим оказался пинцет. На вид вышло так себе, но хоть не разваливался при первом же телодвижении - и то хорошо.
Вытерев остатки крови, док приступил непосредственно к процедуре перевязки. Найти более-менее стерильный бинт оказалось той ещё проблемой - половина хранящегося в коробках резерва уже успела пропитаться залившей пол кровью, а нетронутая ткань местами имела не вселяющий доверия желтоватый оттенок. Предварительно обработав рану спиртовым раствором перекиси водорода - мало ли в чём эта чёртова лопатка измазалась! - Фауст приступил к процессу перевязки, чей результат оказался по меркам самолечения очень даже неплохим. Правда, узел так и норовил развязаться.. но в целом терпимо.
Закончив с обработкой раны, седой хирург натянул на перебинтованную руку окровавленный рукав пиджака и направился в сторону безжизненного тела коллеги, над которым уже собрались плакальщицы. На секунду костоправ даже проникся жалостью и к распластавшемуся на полу хирургу, и к медсёстрам. На его окровавленные по локоть руки сегодня упало ещё несколько капель. Но каковым бы ни было это чёртово наваждение, оно полностью исказило личности этих людей. Им уже не помочь. Облачённые в перчатки ладони начали совершать резкие отгоняющие движения.
- Кыш! Кыш отсюда! - Прикрикнул девушкам, будто они были копошащимися в кучке зерна курицами. Было довольно странно, что они до сих пор не атаковали его, как тот недо-патологоанатом. Поехавшие фанатички. - Кшшах! - Даже замахнулся на ближайшую, но рука всё же не осмелилась нанести полноценный удар. Что-то внутри передавило, не позволив сжатой в кулак ладони резко опуститься на хрупкую спину. И вот наконец показалось то, за чем он приблизился - рука покойника твёрдо сжимала сапёрную лопатку, по которой крупными каплями стекала кровь Германа.
Док уже имел возможность убедиться в том, что сей инструмент также является довольно грозным оружием ближнего боя, а посему предпочёл захватить его с собой - так, на всякий случай. Ещё вернуться за верным чемоданчиком, и можно выбираться из полевого госпиталя. Что бы ни было причиной этой волны безумия, Фауст был уверен, что снаружи творится ахинея под стать произошедшему в лазарете. И в первую очередь он предпочёл бы воссоединиться с Диоскурами. С ними же всё в порядке? Наверняка. Он ведь приказал им беречь себя. А кукла не имеет права игнорировать приказы оператора.