Лорд Юсташ, как кажется, также был раздосадован словами дворфа. Впрочем, если он хотел как-то обрить того или сказать нечто укоризненное, он сдержал себя. Рыцарь лишь покачал головой укоризненно.
Он был слишком стар для всех этих слов и пересуд. Возможно, это его последний день, даже если ни одному гоблину и не суждено будет проткнуть его своим ржавым ножом. Дальняя поездка разбередила его грудь, давнюю боль и тяжесть в ней. Под его ребрами все сейчас было сделано одновременно из камня и из огня. Ему было сложно дышать, но все же он дышал и, как мог, не давал миру знать о своем недуге.
Возможно, через минуту его сердце, наконец, остановится. Но это значило лишь одно. Человеку, который стоит на пороге Вечности, нет дела до мирских свар. Юсташ был спокоен. Скоро он войдет в гробницу.
— Мастер дворф прав в одном, — в конце концов проронил Юсташ, глядя на Неммонис. Кажется, он начал полагать ее офицером под своим началом или что-то такое. Кажется, он ожидал, что она будет слушаться его приказов и — в свою очередь — передавать эти приказы другим. Было в его взгляде также и что-то такое, что настаивало, что все это не просто лишь фантазии и грезы высокомерного и отлученного от мира старика. Сэр Юсташ сражался в войнах и водил людей за собой. Знающему человеку это было понятно теперь даже без всех хвалебных пересудов крестьян, что ходили о нем в Колвилле.
— Нам надо перестроится — и, да, мэм, арьергард должен быть укреплен также. Вы возьмете авангард, я скажу. С вами лучше всего быть эльфу, потому что я разглядел в ней хищника; Яго, потому, что он откажется быть где-либо еще; женщине-калимшани, потому что, несмотря на ее малый рост и смуглость, я думаю о ней как о воине.
— Оборону тыла возьмут на себя дворф и дроу. Первый из них показал, что если в том случится нужда, он может поддержать тех, кто впереди, метая свои топорики. С другой стороны, он, считай что, нарушил строй там в лесу. Я надеюсь на него, но сомневаюсь в нем из-за его молодости. Потому я не хочу видеть его впереди. Дроу владеет самострелом — я видел это, когда он неоднократно дурил в подпитии там, в деревне. Потому все, что я сказал о поддержке нашего наступления из второй и третьей линии, применимо и к нему. Пропойца был когда-то Берглином из Шамата, Берглином-лордом, Берглином от Дома, что отверг его. Он хочет стать им вновь, я знаю, или — если то невозможно — он хочет обрести хотя бы тень прежнего себя. Потому, я уверен, он возьмет на себя командование тылом — пусть, кроме него, то будет всего лишь один дворф. Он попытается исполнить свою роль так хорошо, как сможет. Что же касается нас остальных — мы будем держаться в средине.