Они. Челюсти. Пыхтят, брызжут слюной. Идут неуклюже, но расторопно. Можно услышать, как их голые тела шлепают по битому кирпичу. Страшно. Душа ушла куда-то в задние лапы, прижавшись к земле, подальше от острых зубов и когтей. Они близко.
Показались. До этого можно было различить их невнятный запах – отталкивающий, помойный, запах грязных тел, от которого за километр бетонки разит, разит смертью. Теперь, когда гадостные создания вошли в поле зрения, он смог полностью составить их отталкивающий образ. Обычно, любой предмет или существо возникало в его сознании как средоточие разных ароматов, по которому можно судить – жив ли предмет, опасен ли, из чего сделан. Так возникал неясный по очертаниям, но довольно информативный образ. Картина дополнялась звуками, издаваемыми целью. Если же происходил визуальный контакт, то средоточие разных запахов превращалось в полноценный силуэт – правда, не такой, как на двуногих картинках, от которых еще краской пахнет. Нет, это было нечто изменчивое, большее по размерам, чем габариты своего тела. Границы каждого существа – его текущие, как невидимые ручьи, запахи. Сейчас монстры буквально светились аурой наивысшей опасности, от которой любое существо бежит без оглядки.
Хотят сожрать. Сожрать стаю. Ууу, гады!
Зарычал, давая волю новому, поглощающему прежний страх чувству. Злоба. Замахал хвостом. Напряг конечности – они сейчас как четыре нагруженные пружины. Еще злее. Сорвался на лай, в едином мощном прыжке бросаясь на скалящиеся челюсти. Ярость. Освободить душу. Выпустить зверя из клетки.